Полубоги

— Все потому, что повести хороши, вот их хорошо и рассказали, бо не мое это ремесло, и диво ль было б, кабы испоганил я ее? Сам я музыкант, как и говорил тебе, и вот мой инструмент, но знавал я старика в Коннахте одно время — вот он-то был всем голова насчет сказов. Зарабатывал этим, и, коли прервал бы тот человек свою повесть на середине, люди встали б да и убили его, как есть говорю. Даровитый был человек, бо умел сказывать повесть вообще ни о чем, и ты слушал его, разинув рот, и страшился, что скоро подойдет сказ к концу и, может, сказ-то о том, как белая курица снесла бурое яйцо. Он умел рассказать тебе то, что ты знал всю свою жизнь, а тебе б подумалось, что это новенькое. Не было в уме у того человека старости, и в этом есть секрет сказительства.

Тут молвила Мэри:

— Я б слушала день и ночь.

Отец ее согласно кивнул.

— И я бы, если сказ хорош да изложен ладно, и второй следом выслушал. — Поворотился к Арту: — Ты сам-то говорил, сынок, что водится у тебя в голове повесть, и коли так, твой черед ее выложить, но сомневаюсь, что у тебя получится так же славно, как у этих двоих, бо юнец ты, а сказительство — удел стариков.

— Постараюсь изо всех сил, — молвил Арт, — но в жизни своей ни разу ничего не рассказывал, и с первой попытки может выйти не лучшее.

— Не беда, — подбодрил его Мак Канн. — Судить тебя строго не станем.

— Верно, — поддержал Билли Музыка, — и ты нас тут наслушался, а потому дорогу найдешь.

— О чем станешь сказывать? — спросил Келтия.

— Сказывать буду о Бриане О Бриане — о ком и вы все.

— Ты с ним тоже знаком был? — воскликнул Билли. — Был.

— Нет такого человека, чтоб не знал того человека, — пробурчал Патси. — Может, — тут он люто осклабился, — может, встретим его на дороге, где он бродит, да, может, он сам скажет нам сказ.

— Тот человек сказа не скажет, — перебил его Финан, — ибо нет у него памяти, а хорошему сказителю она непременно нужна.

— Коли встречу я его, — сумрачно молвил Мак Канн, — задам ему такое, что он запомнит и скорее всего сумеет из этого сотворить сказ.

— Видел я его лишь раз, — начал Арт, — но когда Радамант зашвырнул его в пустоту, я узнал его в лицо, хотя много прошло времени с тех пор, как мы виделись. Ныне он мельче прежнего, но тем не менее куда больше, чем я ожидал.

— Что же он такое теперь? — спросил Билли Музыка.

— Человек.

— Мы все тут они самые, — заметил Патси, — и нам с того никакой беды.

— Беды в том было больше, чем ты себе представляешь, — проговорил Финан.

— Я предполагал, что будет он не более какого-нибудь высшего животного или даже, может, совсем растворится из бытия.

— И кем же был он, когда ты с ним познакомился?

— Был он чародеем — и одним из самых могущественных в мирозданье. Был он сущностью Пятого Круга[26] и раскрыл множество тайн.

— Я знавал чародеев, — заметил Финан, — и всегда оказывалось, что они глупцы.

— Бриан О Бриан сгубил себя, — продолжил Арт, — забросил развитие и утроил себе кармическое бремя, поскольку был без чувства юмора.

— Ни у одного чародея нет чувства юмора, — заметил Финан, — окажись оно у него, он бы не стал чародеем: юмор есть здоровье ума.

— Вот это, — встрял Арт, — среди прочего, он и говорил мне. Поэтому сами видите — кое-что он постиг. Совсем близок был он к тому, чтоб стать мудрецом. Храбрецом он был уж точно — или, возможно, сумасбродом, но серьезен он, как туман, и никак не мог в это поверить.

— Ты выкладывай давай-ка свою повесть, — сказал Келтия.

— Вот она, — отозвался Арт.

Глава XXVII

— Однажды давным-давно трудился я с Воинством Гласа. Произнесен был первый слог великого слова, и в далеком восточном пространстве за семью пылающими колесами мы с шестью сыновьями сплачивали жизни и придерживали их для вихря, какой есть одно. Мы ждали второго слога, чтобы вылепить ветер.

Я стоял на своем месте, тихо удерживая в руках север, как вдруг почувствовал сильную вибрацию у себя между ладонями. Что-то вмешивалось. Разжимать руки мне было нельзя, но я огляделся и увидел человека — стоял он и плел заклинанья.

Коренастый чернявый дядька с короткой темной щетиной на подбородке и жесткой щеткой черных волос. Стоял он внутри двойного треугольника, углы его загнуты были вверх, и в каждом острие того треугольника виднелись колдовские знаки. Пока я глядел, прочертил тот человек огненный круг с одного бока на другой, а следом еще один — спереди кзади и так быстро закрутил их, что оказался обнесенным стеной огня.

В него в тот же миг метнул я молнию, но не пробила она те круги: ударилась и безобидно упала, ибо у кругов скорость была больше, чем у моей молнии.

Стоял человек вот так в треугольниках, смеясь надо мной и почесывая подбородок.

Не дерзал я ослабить хватку, иначе труд целого Круга времени пропал бы вмиг, а звать других не было толку, ибо они держали жизни наготове в ожидании вихря, какой сотворит из тех жизней сферу, а потому оказался я на милости у того человека.