Полуденная буря

Бессон тряхнул слегка поседелым чубом:

– А ведь прав ты, закусай тебя стрыгай! Вот за то ты и дорог мне. Дороже казны остроушьего короля.

– Эохо Бекх его зовут.

– Да хоть Козел, Козлов сын – мне все едино! В лесу ждать будут? А вот хрена им лысого!

– Да погоди ты. Я ж так, разговор поддержать, сказал. Может, и нет там никого, и не предупреждал деревню никто.

– Ага, не предупреждал! А что затихарились-то так?

– А может, у них понос кровавый разгулялся? – встрял Крыжак. – И сидят по кустам, выглянуть некогда.

– Тьфу на тебя! «Понос»! Молчал бы уж да за конями следил.

– А у меня что, Бессон, кони неухоженные?

– Да ладно, – отмахнулся вожак. – Ухоженные.

– Нет, ты уж погляди! Бока лоснятся, гривы-хвосты по волоску разобраны! И это в походе, не на зимнике!

– Добрые у тебя кони, – успокоил веселина Живолом. – Не кипятись. Кто ж спорит? Сам следишь и другим спуску не даешь.

– А то!

– Только у моего подкова на левой передней разболталась.

– Ну, я ж тебе не коваль! Какой ублюдок, козлом целованный, придумал в лесу коней ковать! Кому оно надо!

– Так из-под петельщика конь, – напомнил Бессон.

– Во, петельщики! Волки б их маму нюхали! У них разве ж понятия про коней?

– Да ладно тебе, – попытался утихомирить Крыжака Живолом. – Я так, к слову сказал.

– А вот не надо мне про коней к слову говорить! Видишь кузню?

– Ну, вижу.

– Войдем в деревню, перво-наперво дуй туда. Кузнец твоему горю поможет.

– Вот и я, братки, думаю, – прервал Бессон, – не пора нам, часом, в деревню-то? А то простоим тут на могиле, как три дуба на распутье, до вечера.

– И правда, пора, – легко согласился трейг. – Только ты Гуляйку пошли сперва на разведку. А то мы одно тут напридумывали, а они сотню дружинников в сене зароют. Будет как в песенке: а мы не ждали вас, а вы приперлися.

Крыжак даже крякнул. Как-то так получилось, что с последних дней жнивца жизненно важные вопросы тактики и стратегии решал в ватаге не Бессон, а молодой, отбитый у петельщиков, трейг. И никто, включая вожака, не возражал. Даже наоборот. Удача, девка ветреная и вся себе на уме, теперь так и липла к лесным молодцам.

Гуляйка, широкоплечий лупоглазый парень с мягкой, чуть тронутой рыжинкой бородой, выслушал распоряжения вожака и лихо поднял буланого в галоп. Стремительно пронесшись по тракту, он ворвался на тесную площадь – не площадь, пустырь перед харчевней. Осадил коня, да так, что тот аж заржал, приседая на задние ноги.

– От выпендрежник! – улыбнулся Бессон. – А как в седле сидит. А, трейг? Вашим такое не снилось, верно?

Живолом пожал плечами, наблюдая за притихшими домишками:

– Мало ты наших видел.

Буланый с Гуляйкой на хребте приплясывающим шагом, бочком подвинулся к трактиру. Лесной молодец грянул кулаком в ставень.

– Если засада есть, то сейчас обнаружат себя, – пробормотал трейг. – Или не обнаружат совсем.

– То есть как? – не понял Бессон.

– Пока нас резать не начнут, – пояснил Живолом.

– А! Оно верно. Оно так.

Гуляйка тем временем что-то прокричал. Ветер сносил слова...

– Грозится петуха подпустить, – почесал шею Крыжак.

Угроза сразу возымела действие. На пороге трактира возникла коренастая фигура в расшитом переднике. Надо думать, хозяин. Торопливо поклонившись, трактирщик попытался вновь юркнуть в темную утробу постройки, но лупоглазый веселин ловко оттеснил его пританцовывающим скакуном, склонился с седла, о чем-то спрашивая.

Поселянин энергично закивал. Потом замахал руками, показывая то направо в сторону холма, где стояли разбойники, то на брод и высящуюся за ним зеленую громаду леса.

– Толкует что-то, – продолжал пояснять Крыжак. Будто в его словах кто-то нуждался.

Бессон с Живоломом даже не обратили на него внимания, пристально наблюдая за разведчиком.

А Гуляйка, отпустив трактирщика, привстал в стременах и вовсю замахал сдернутой с головы шапкой.

– Чисто. Поехали, – облегченно вздохнул Бессон.

– Поехали! – Крыжак развернулся к толпящимся у подножия холма вокруг четырех груженых подвод всадникам.

Уже въехав в деревню, Живолом понял, что обманулся первоначальной тишиной. Поселение не покинуто. Просто жители здорово кем-то напуганы и так попрятались, что впору с собаками искать. К слову сказать, собаки у поселян тоже оказались ученые. И не добром и ласкою, а горьким опытом. Издали на всадников не брехали, не рисовались на видном месте. Только рычали настороженно из-за плетней. Еще бы! Край пограничный. Войны всего с десяток лет как утихли. А мелких стычек и по сей день в избытке. Ни солдаты-наемники, ни бродяги-разбойники псов не жаловали. На клацающие у стремени или конских бабок зубы реагировали схоже – стрелой или арбалетным бельтом в бок. Потому и выучились собаки без нужды на глаза всяким-разным находникам не лезть. Хоть тварь лохматая и о четырех ногах, а понятия не меньше, чем у иного двуногого. А может, и больше.