Полуденный бес

– Вам же рассказали, – зевая, отвечал Лев Сергеевич. – Русская литература в объятиях тоталитаризма. Не понимаю, при чем тут Карамзин? За такие аллегории выгоняют из ГИТИСа с первого курса.

Но Джон был не согласен с Барским. То, что происходило на сцене, отталкивало, но и притягивало его. Он не мог оторвать глаз от девушки. Вдруг в голову пришла нескромная мысль, что разврат больше всего притягателен именно для чистых душ. Опытный развратник не может близко к сердцу принимать разврат. Он устал от него, как Барский…

Освободившись от любовника, девушка в сарафане по-балетному побежала в объятия господина в смокинге. Вместо тоскующей мелодии Глюка раздался бодрый марш «Прощание славянки». Под его бравурные звуки господин стал прохаживаться с девушкой под руку, свободной рукой кокетливо трогая ее за тесемки сарафана и развязывая их.

– Недурной стриптиз! – оценил даже Барский.

В этот момент проснулся мужик с бородой. В руке у него оказался картонный топор, на лице была зверская улыбка. Лицо девушки исказилось от страха, она оттолкнула господина, и тотчас сарафан упал к ее ногам, полностью открывая нагое тело. Несколько секунд мужик и господин, не замечая друг друга, любовались красавицей.

Затем между ними началась схватка. Мужик свирепо размахивал топором, свиставшим в нескольких сантиметрах от зрителей, а господин, приседая в русской пляске, раскланивался перед мужиком и юлой вертелся вокруг него. Изловчившись, он сорвал с него бутафорскую бороду и стал подтирать ею туго обтянутую панталонами задницу, делая страдальческое лицо и показывая зрителям, что борода слишком груба для столь деликатной процедуры.

Пока они чудесили, девушка грациозно поднялась по приставной лестнице и погрузилась в бассейн. Заметив это, мужик с господином перестали гоняться друг за другом, разделись до плавок, как профессиональные стриптизеры, и тоже прыгнули в бассейн. Зрителей обдало брызгами. Сидевшие на стульях вскочили и бросились в толпу стоявших. Только Джон продолжал сидеть, как зачарованный. Девушка и ее кавалеры вышли из бассейна и стали плясать шаманский танец под звуки бубна. Это было по-своему красиво. Вдруг девушка подбежала к Половинкину, схватила за руки и повлекла к своим партнерам. И Джон, увлеченный ритмом танца и манившей его женской наготой, стал нелепо подпрыгивать, размахивать руками, топать и приседать, как подвыпивший гость на деревенской свадьбе. В голове его зашумело. Он чувствовал, что теряет сознание. Вдруг музыка оборвалась. Наступила мертвая, зловещая тишина.

Девушка оставила Половинкина, подошла к бассейну, оперлась о его край и встала в бесстыдной позе. Она широко расставила ноги, выставив перед зрителями аккуратные розовые ягодицы. К ней подбежал Сид. Он размахивал гомерических размеров резиновым фаллосом.

– Пробил час икс, господа! – кричал он. – Кто желает вставить этой грязной потаскушке? Решайтесь! Оплачено! Такой шанс дается один раз в жизни! Сделаем это, господа! Совершим символический акт, о котором узнает вся страна! Сегодня мы покончим с мифом о русской духовности! Господа, кто хочет засадить этой сучке прямо в зад?

Публика молчала в оцепенении, с ужасом глядя на бесновавшегося Дорофеева. Джон в промокшей одежде дрожал от озноба. Он слышал, как стучат его зубы. Неожиданно из толпы вышла Перуанская:

– Ах ты, поросенок!

Она вырвала из рук Сида искусственный фаллос и огрела оратора по лбу. Затем обняла голую девушку за плечи.

– Одевайся, милая! От окна дует. Застудишь наше, женское.

А тебе, Сид, я уши надеру! – свирепо продолжала она. – Поросенок ты эдакий! Если б я знала, на что ты меня позвал, я бы сама на тебя в КГБ стукнула!

Сидор чмокнул Перуанскую в руку.

– Пощади, божественная! Исправлюсь! Завтра же стану традиционалистом, деревенщиком! Буду писать в «Наш современник»!

Перуанская засмеялась:

– Не могу на тебя долго злиться. Пиши себе что хочешь, шут гороховый! А сейчас – зови народ к столу!

Все ушли. К Джону подошла Варя Рожицына.

– Идемте, я вас утюгом посушу, – просто сказала она, и от звука ее голоса внутри Джона потеплело. – Идемте, вы мокрый, нехорошо!

И он покорно отправился в ее маленькую комнату с кружевными занавесками на окне. Раздевшись до трусов (Варя отвернулась), он сел на стул и наблюдал, как Рожицына ловко, без лишних движений проглаживает утюгом его джинсы и рубашку. Смотреть на нее было приятно. Вся она была какая-то домашняя…

– Не стесняйтесь меня, – сказала она. – Я врач по образованию.

– А я и не стесняюсь, – ответил ей Джон. – В этом доме, кажется, не принято стесняться.

– Напрасно вы так! – вздохнула Рожицына. – Сид очень талантливый, но непризнанный. От этого он ужасно мучается!

«Неужели это правда?» – подумал Джон, вспоминая слова Барского.

Словно угадав его мысли, девушка покраснела и стала быстрее водить утюгом.

– На завтра, господа, мне назначен прием у министра культуры! – произносил тост господин в черном костюме. – Ответственно обещаю обратить его внимание на жалкое состояние театрального искусства в России! Пора обратиться к молодым талантам! Пора оказать им государственную поддержку!