Но уж больно хороший повод обвинять пастырей в том, что они «по мзде ставлены», чем широко пользовалась, например, недавняя ересь стригольников. И собор, кстати, с подачи Евфимия Новгородского, склонялся к запрету любых поборов и пошлин.
— Церковь бедна, — бубнили немногие противники.
— А вы, святые отцы, гляньте на Троицу, на Угрешский монастырь, что на либерецких песках стекло дует. Не ругу выпрашивают, не сидят, а промыслы заводят многие и тем благосостояние укрепляют.
На том и порешили. Более того, те монастыри, при которых заведены школы, прямо обязали заниматься промыслами, подсунув в качестве образца переработанную «Хартию» цистерианцев.
Пока судили-рядили, в сенях, выполнявших у нас роль кулуаров, несколько раз поговорил с игуменом Мартинианом и очень он мне пришелся — дельный, образованный, принципиальный, надо будет его поближе к Москве перетащить, как Никулу изберем, а то в Белозерье не наездишься.
Там же на меня насел Евфимий, до которого дошли слухи об учреждении Псковской епархии. У меня и без собора дел хватает, так вместо того, чтобы ими заниматься, я был вынужден выслушивать поучения новгородского архиепископа. Он мне, похоже, половину святого писания пересказал, убеждая отказаться. Я же мычал и не говорил ни да, ни нет.
Ну он нам и устроил — с первого заходу Никулу избрать не удалось, четверо епископов высказались против.
— Старым обычаем, к патриарху в Царьград послать! — пристукнул посохом Евфимий.
— Одумайся, авва, патриарх в заблуждении униатском пребывает! Поставит нам второго Исидора, что делать будем, опять сводить и расстригать?
Ефрем Ростовский предложил не горячиться, а обождать и подумать, кого можно послать в Царьград. Я уж было решил что он переметнулся, но Ефрем перемолвился с Никулой и предложил затянуть собор и порешать пока другие вопросы — аппаратные методы тоже не в XX веке родились.
Да и подустали все от прений, и предложение всей честной братией отправиться на поклон Троице приняли с воодушевлением. А уж какое шоу получила Москва, когда провожать преосвященных вышло, наверное, полгорода! Тут от одного епископа благословение получить — целое событие, так некоторые москвичи умудрились подойти под крестящие длани аж трем, а то и четырем архиереям!
В дороге малость развеялись, потом соборно помолились у мощей Сергия Радонежского и там же хиротонисали Григория в епископы Холмские, Варлаама в Пинские и Пафнутия Боровского в Саровские.
Потом, размякшие от Троицких красот, рассмотрели и утвердили Судебник, а также Уездную уставную грамоту. Они уже действовали во многих государевых городах и уездах, но я подумал, что не помешает добавить этим документам авторитета решением собора епископов. Тем более, что уездная реформа шла туго.
Вернулись в Москву и второй раунд выборов митрополита начали, по моему предложению, с выступления «младших по званию», то есть новопоставленных иереев. И все трое высказались за Никулу, что стало неприятным сюрпризом для Евфимия. Следом за Никулу высказались епископы «московский партии» и на этом фоне к ним присоединился Илия Тверской, а Фотий и Симеон явно заколебались, оставив новгородца в одиночестве.
Скопом же, как известно, и батьку бить легче и Никулу, к моему облегчению, избрали консенсусом — Евфимий почуял, что буде он упрется, могут и с кафедры спихнуть.
На торжественном молебне по случаю обретения предстоятеля русской церкви я надел новую великокняжескую шапку, чем произвел едва ли не больший фурор. Прямо я ее нигде не называл «мономаховой», но вот за Ремеза или дьяка Андрея Ярлыка или Волка я бы не поручился. Самый верный способ убедить — не говорить напрямую, люди все сами придумают, останется только многозначительно молчать или возводить очи горе.
Вот в этой шапке, сверкая золотой филигранью и потея от меховой опушки (что поделать, тяжела шапка) я и прибыл на последнее заседание собора. Евфимий был благостен, составления он избежал, но вот что первым решением Николая, митрополита Киевского и всея Руси, будет создание Псковской епархии, не ожидал. И даже попытался помешать хиротонии Мефодия:
— Прямое умаление прав Новгорода еси! Не по старине, не по закону!
А когда его попытались утихомирить, вообще вышел из себя, обозвал всех «собором нечистивых» и заявил, что покидает Москву.
Ну и скатертью дорожка.
Глава 17
Устав соколиной охоты
Маша и я с детьми выбрались отдыхать на юг.
В Москве за лето я одурел от пыли, проникающей даже в загородный терем с разросшегося и ставшего слишком близким Яузского городка, и постоянной нервотрепки. То Збынек с Кассиодором какую нелепую фигню учудят, с травмами, пожаром и даже смертельными случаями (ну да, техника безопасности пишется кровью, да и развитие химии тоже) и приходится тратить время и средства на ликвидацию последствий. То в Устюжне запорют новую домницу, что снова выливается в расходы.