Полудевы

Он не в силах был противоречить; удрученный, пасмурный, он присел на край стола; она наблюдала за ним некоторое время, приготовившись к обороне. Наконец, видя, что он молчит, оставаясь неподвижным, хотела, как делала столько раз, возбудить его энергию. Подойдя к нему, она сказала ему тихо:

– Будь же тверд. Я люблю тебя одного.

Вероятно, погруженный в свои мысли, он не слышал ее слов и прошептал:

– Это невозможно!

На сердце у него было страшно тяжело: в первый раз замужество этой женщины, плоти от плоти его, с другим и с его собственного согласия, представилось ему таким неестественным, чудовищным.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Мод.

Он повторил:

– Это невозможно… Мы не сделаем этого…

Он провел рукою по лбу, чтобы прогнать кошмар.

– Невозможно, – повторил он в третий раз все тем же тоном, ни мольбы, ни приказания, а просто указывая на очевидную, положительную невозможность дела, о котором шла речь. – Слушай, Мод, я люблю тебя… У меня одна ты на свете… ты меня также любишь… я уверен, что ты меня любишь… Я твоя вещь, твой раб, весь твой… только твой, ничей больше… жить без тебя я не могу… мы сумасшедшие… мы обманываем сами себя.

Мод ответила ему почти грубо.

– Я не сумасшедшая. Это ты бредишь.

– Но пойми же ты, – возразили Жюльен, – что для другого ты сделаешь самое главное – станешь его женой… Если ты меня любишь то и принадлежать должна мне, это мое право. Это ясно… ясно как Божий день.

И подходя к ней, он заговорил, заторопился высказаться до конца:

– Мы оба были сумасшедшие, да, сумасшедшие оба… Я не хочу, чтобы другой обладал тобой… тобой, которой я никогда не обладал. Этого не будет. Позволь мне взять тебя. Я изменю свою жизнь, сделаю тебя также царицей, еще лучше чем этот дурак, который тебя не понимает. Ты смеешься над моими словами? Ах, поверь, я сумею работать, чтобы только сохранить тебя. Я украду, я убью, но не отдам тебя!.. Ах! останься!.. будь моей!.. я не могу… я не могу!..

Он бросился на колени перед молодой девушкой, целовал ее ноги, касался лицом ее платья, обнимал колени. Он не плакал, но вздрагивал от сухих рыданий. Он почувствовал, как рука Мод отталкивала его, касаясь его плеча, твердо, жестко, со всей силой напряженных нервов. Оскорбленный, в свою очередь, в своем самолюбии, поняв, что эти мольбы могут возбудить ее презрение, он встал.

– Вы закончили? – спросила Мод презрительно.

– Не кончил, – ответил Жюльен. – Кончена только эта комедия с твоим замужеством. Этого не будет, слышишь? Так нельзя играть человеком, как ты играла мной. Я не хочу этой глупой роли, – продолжал он вне себя, взбешенный ироническим молчанием Мод. – Я не хочу… (Он задыхался от гнева и слова его не сходили с губ.) Я не хочу… остаться в этой роли инициатора и только.

И Жюльен высказал, наконец, то, что его так терзало.

– Он негодяй!

Она ударила его рукою по губам, как бы желая стереть с них произнесенное оскорбление. Жюльен схватил оскорбившую его руку и прижал к своим губам; другой рукой он обхватил талию молодой девушки и держал ее рвавшееся тело, содрогавшееся от гнева, а сам говорил так близко от ее лица, что она чувствовала движение его губ и дыхание.

– Нет… этого не будет. Ты должна быть моей! Ты, в самом деле, поверила, что я уступлю тебя! Никогда… Ты моя! Ты должна быть моей. И ты будешь моей, хотя бы надо было для этого употребить силу…

– Подлец! Подлец! – воскликнула Мод. – Пусти меня…

Он сжал ее еще сильнее… Мысль, что она может быть жертвой насилия, что он будет обладать ей против ее воли, так возмутила ее гордость, что в эту минуту она ненавидела Жюльена… Она отталкивала его, сколько было сил, царапала, кусала; он совершенно потерял голову и неизвестно, чем кончилась бы эта борьба, если бы Мод не вскрикнула от острой боли, и Жюльен не выпустил ее. Его отрезвила кровь, которую он увидал на руке Мод. Когда девушка защищалась, он неосторожным движением скользнул ее рукой по шее и она поцарапала кожу об острую булавку брошки. В одну секунду, когда он снова хотел схватить ее, она бросилась в противоположный конец комнаты, опрокидывая стулья и столы, воздвигая перед собою баррикады, и стульями защищала себя от его нападения.

– Мод!.. Ну, что же? – проговорил Сюберсо, больше нее измученный этою борьбой. – Ведь это безумие.

Он не смел подойти к ней; его удерживала кровавая струйка на ее коже, уже окрасившей ее ладонь.

Мод, не спуская с него глаз, отворила окно:

– Клянусь тебе, – проговорила она, прерывающимся от волнения голосом, – если ты… подойдешь ко мне… я брошусь… Если я убьюсь… тем хуже… Нет… я не убьюсь, тут не высоко… но я убегу от тебя, и никогда не покажусь более… никогда… клянусь…

Он все-таки сделал шаг к ней и тотчас испустил страшный крик отчаяния: она сделала движение броситься…

– Мод!

– Веришь ты мне теперь? – сказала она, стоя на краю окна.

Он отступил и, побежденный, опустился на диван, закрыв лицо руками. Он слишком любил ее для того, чтобы рисковать, и покорился.

Из глаз его ручьем полились слезы, как у женщины, избежавшей опасности.