Полудницы

– Понимаешь, доктор, почему я остался с ним? Хотелось помочь его девочке.

Илий быстро повернулся к наемнику:

– Ты ведь знаешь, что от препарата ей стало бы еще хуже. Сначала она почувствовала бы себя здоровой, но после…

– Знаю, знаю. Но Граф как будто ослеп. Когда узнал, что случилось с пациентками из-за солнца, сказал, что его дочь будет жить в местах с искусственным освещением. По мне, так тоскливая жизнь для ребенка… Граф верил Клуге и готов был пойти на все, чтобы спасти ее. Не останавливался ни перед чем. На какие глупости, подвиги и жертвы мы готовы ради своих детей! Знакомое ощущение, а, доктор?

Илий устало опустил голову.

– Любым глупостям, подвигам и жертвам есть предел…

– Неужели? И когда же наступил твой?

Доктор ничего не ответил. Он сел на землю, оперся спиной о перила и закрыл глаза. Справа зазвучал сорванный голос Гульшан:

– Лекарство больше не нужно, это значит…

Векса поглядел вдаль, туда, где уже давным-давно исчезла колонна автомобилей, кивнул.

– Сегодня около часа ночи. Позвонил ее домашний врач. Граф уехал, как только узнал об этом. Всего один звонок из города – и годы усилий пропали даром.

– Даром? – мрачно переспросил Илий. – Люди еще долго будут вспоминать все, что здесь творилось.

– Цена за жизнь одного ребенка высока.

– Жизнь ребенка нельзя оценивать чужими жизнями.

Векса цыкнул.

– Может быть, и нельзя, но так уж вышло, что люди, которые пошли с тобой, тоже платили цену. Они могли погибнуть в любой момент. И тебе повезло, если они остались живы.

– Идти или не идти, это был наш выбор, – заспорила Гульшан.

– Ваш выбор? Ты думаешь, у наемника, которому платят, нет выбора?

Он резко шагнул вперед, девушка дернулась, но наемник всего лишь протянул Илию, сидящему на мосту, широкую ладонь.

– Прощай, доктор. Больше не теряй свою дочь.

Илий подал ему руку, крякнул, поднялся:

– Прощай, Векса. Спасибо тебе.

– За что?

– Так, ерунда. Ты всего пару раз спас мне жизнь. Но за это я, видимо, никогда не рассчитаюсь. За детей, Векса, за то, что ты все-таки помог найти их и спасти.

Наемник принялся разглядывать ботинки.

– За жизнь одного ребенка, – сказал он глухо, – не платят жизнью другого ребенка. Это моя правда.

Блеснула фикса, не золотая – серебряная в свете луны.

– Помнишь, доктор, я говорил, что у меня тоже есть дети?

– Да, «рассыпаны по миру».

– Ха! Хорошо, что я не знаю, кто из них сейчас чем занят, а то бы бегал по лесам и полям, как ты!

Наемник махнул рукой и пошел обратно к автомобилю. Илий покачнулся, оперся на перила.

– Эй, Векса!

– Что?

– У тебя еще есть время?

– Немного.

– А фонарь?

– Найдется и фонарь.

– Если пойдешь по тропинке через тот холм и войдешь в лес, то скоро наткнешься на двоих ваших, которые ушли по ягоды. Кажется, на них напал оборотень. Оба ранены и, скорее всего, сейчас пытаются прийти в себя. Забери их.

– Ты сказал вовремя, доктор. Завтра все мы уезжаем отсюда. В этих краях вы еще долго не увидите людей с оружием. Что-то еще?

– Да. Один из них хочет меня убить.

– Каланча… Вы еще легко отделались.

– Не так уж легко.

– Не беспокойся. Я прослежу, чтобы он покинул Адыгею вместе с нами. Но вечно следить за ним я не могу. Так что будь начеку, доктор. Такие, как он, помнят обиду долго.

Он еще раз махнул рукой, и его коренастая фигура растворилась в тумане.

– Возвращаемся… – сказала Гульшан.

Илий вздрогнул от ее тихого голоса. Вязкий туман обступил их со всех сторон, и если бы не тропинка, им никогда бы не дойти до монастыря. Сырая пелена таяла, расходилась, вдалеке блеснул теплый огонек.

Триста шагов отделяли его от дочери. Он шел в этом тумане и раньше, вчера, позавчера, всю жизнь – не зная, куда идет, не зная, кого спасает.

Он шел, потому что неизведанное – это смерть. В конце пути туман обязательно приоткроет занавес и под ним – разгадка, ответ. Плохой или хороший, печальный или радостный – неважно. Главное, знай себе иди за ответом, за ясным утром, в котором очертания предметов любимы и знакомы…

– Илий!

– Да…

– Вы спите на ходу.

Его пальцы ощутили грубое дерево и холодное железо монастырских ворот. Ночь, вокруг все еще ночь.

Гульшан постучала. Откуда-то сверху донеслись приглушенные голоса, словно кто-то катался по волнам. В щелях забегали огни. Заскрипел засов. Дверь поддалась.

Старая монахиня с сеточкой морщин вместо губ поманила их за собой, поднимая повыше лампадку. Они прошли узкий мрачный коридор, еле переставляя ноги, и тут же перед ними расцвел огнями и красками монастырский двор, полный свечей, людей и глаз, которые, не отрываясь, смотрели на вошедших.

Быстрая худая фигурка отделилась от толпы и с размаху бросилась на доктора, обняла костлявыми руками, ткнулась грязными, пахнущими дорогой волосами доктору в подбородок.

– Дэн…

– Как… Я думал…

Парень тихо заплакал. Илий взлохматил ему волосы, прижал крепче. Гульшан ласково погладила Дэна ладонью по щеке.

– Все прошло. Все позади.