— Джод, возьми свой щит, — сказал Ничто, — Сумаэль, топорик, и защищайте слева. Это наше самое слабое место. Не дайте никому меня обойти. Пусть они идут туда, где я и мой меч сможем посмотреть им в глаза. Анкран, ты с Ярви защищайте справа. Используй лопату как дубинку: убить может что угодно, если махнуть посильнее. Дай Ярви нож, раз у него только одна рука может держать. Может у него и одна рука, но по его венам течет кровь королей!
— Это меня и беспокоит, — пробормотал Ярви себе под нос.
— Значит, ты и я. — Анкран протянул нож. Самодельная штука без крестовины, с деревянной ручкой, обвязанной кожей, и с лезвием, у которого позеленел обух, но острие было довольно острым.
— Ты и я, — сказал Ярви, взяв нож и плотно его сжимая. Когда он впервые посмотрел на шкипера в вонючей яме с рабами Вульсгарда, то ни за что бы не поверил, что однажды будет его напарником. Но обнаружил, несмотря на страх, что горд им быть.
— Думаю, с хорошим финалом из этого путешествия получится неплохая песня. — Ничто протянул свободную руку, расставив пальцы, в сторону прохода, через который, несомненно, скоро вбегут Шадикширрам и ее баньи, настроенные убивать. — Компания храбрых товарищей сопровождает законного короля Гетланда к его украденному стулу! Последний бой среди древних эльфийских руин! Вы же знаете, в хорошей песне нельзя ожидать, что выживут все герои.
— Он чертов дьявол, — пробормотала Сумаэль, взвешивая топорик в руке, и мышцы ее челюсти сжимались и разжимались.
— Когда ты в аду, — прошептал Ярви, — только дьявол может указать путь наружу.
27. Последний рубеж
Голос Ральфа разрезал тишину:
— Они идут! — И Ярви показалось, что его кишки вывалятся через задницу.
— Сколько?! — жадно крикнул Ничто.
Пауза.
— Может быть и двадцать.
— Боги, — прошептал Анкран, жуя свою губу.
До сих пор оставалась надежда, что некоторые повернут назад или утонут в реке, но, как это часто бывало с надеждами Ярви, она иссохла, не успев принести плоды.
— Чем их больше, тем больше слава! — крикнул Ничто. Он становился тем счастливее, чем чернее было их положение. В этот миг многое можно было сказать о бесславном выживании, но выбор был сделан — если выбор когда-нибудь был.
Больше никакого бега, никаких хитростей.
За последнюю пару минут Ярви прошептал дюжину молитв, каждому богу, высокому или малому, который мог хоть как-то помочь. Но теперь он закрыл глаза и вознес еще одну. Возможно, его и коснулся Отец Мир, но эта молитва была лишь Матери Войне. Защитить его друзей, его напарников по веслу, его семью. Поскольку каждый из них по-своему доказал, что их есть за что спасать.
А еще, чтобы у их врагов сегодня был кровавый день. Потому что Мать Война любит молитвы с кровью, это не секрет.
— Дерись или умри, — прошептал Анкран, протянул руку, и Ярви протянул свою, бесполезную. Они посмотрели друг другу в глаза, Ярви и человек, которого он когда-то ненавидел. Они строили друг другу козни, видели друг друга избитыми, потом вместе преодолевали пустынные земли и наконец, пришли к пониманию.
— Если я найду не славу, а… другое, — сказал Анкран, — ты найдешь способ помочь моей семье?
Ярви кивнул.
— Клянусь. — В конце концов, какая разница, если он не исполнит еще одну клятву? Он может быть проклят лишь единожды. — Если я найду другое… — Просить Анкрана убить его дядю, было бы слишком завышенным ожиданием. — Пролей реку слез?
Анкран улыбнулся. Нетвердой улыбкой, без передних зубов, но он все равно улыбнулся, и сейчас это выглядело героизмом, достойным восхищения.
— Мать Море выйдет из берегов от моих слез.
Растянулась длинная тишина, разделяемая на мгновения гулкими ударами ноющего сердца Ярви.
— А что если мы оба умрем? — прошептал он.
Перед ответом раздался приветственный голос Ничто.
— Эбдель Арик Шадикширрам! Добро пожаловать в мою гостиную!
— Как и ты, она видала лучшие времена. — Ее голос.
Ярви вжался в трещину в стене, напряженно вглядываясь в арочный проход.
— Мы все уже не те, что были раньше, — крикнул Ничто. — Ты была когда-то адмиралом. Потом капитаном. А теперь…
— Теперь я ничто, в точности как ты. — Ярви увидел ее в тенях прохода, ее глаза блестели, она вглядывалась внутрь. Пытаясь понять, что там, и кто. — Пустой кувшин. Разбитый сосуд, из которого вытекли все надежды. — Он знал, что она не может его видеть, но все равно вжался за осыпавшийся эльфийский камень.
— Сочувствую, — крикнул Ничто. — Больно потерять все. Кто знает это лучше меня?
— И чего стоит сочувствие одного ничтожества другому?
Ничто расхохотался.
— Ничего.
— Кто там с тобой? Эта маленькая лживая сука, что торчала на моей мачте? Подлый опарыш с репой вместо руки?
— Я о них лучшего мнения, чем ты, но нет. Они ушли вперед. Я один.
Шадикширрам захохотала в ответ и наклонилась вперед в проходе. Ярви увидел блеск ее обнаженной стали.
— Нет, ты не один. Но скоро останешься. — Ярви посмотрел в сторону башни, увидел изгиб лука Ральфа и натянутую тетиву. Но Шадикширрам была слишком ловкой, чтобы позволить ему сделать выстрел. — Я слишком милосердна! Это всегда было моей ошибкой. Надо было убить тебя давным-давно.