Полукровка

Колькин «вездеход» вырулил на улицу в тот момент, когда Андрей Доля завис над лужей. Они с Лидой отчётливо наблюдали его полёт и приземление. Скорее это было приводнение, нет, не приводнение, а пригрязнение. «Шмяк» был таким мощным и эффектным, что Колька невольно «зарыготал».

— Глянька, Лида, как Палкаха твоего соседа приземлил. Ха! Ха! Ха!

Трактор остановился у дома Лиды, она скоренько спрыг нула с тракторной седушки, сразу оказавшись рядом с дедом и Санькой. Ей было совершенно не до полётов Доли, её воспалённое сознание было направлено только на сына, а он сейчас находился рядом и вроде бы цел и невредим. Это было настоящим счастьем.

— Дед, что тут у вас творится, что случилось? Меня чуть кондрашка не хватил, сама не своя. С работы пришлось отпрашиваться. — взволнованно запричитала Лида, присев на корточки, чтобы оказаться поближе к сыну. — Ну вот, перепачкался весь. Когда мне теперь стиратьто. Санька, какой ты неаккуратный, свинтус, да и только.

Лида поругивала нерадивого сынишку, тем самым давая возможность своему волнению раствориться в потоках собственных дежурных фраз, которые и для обессилевшего от стресса Деда звучали как сигналы отбоя после боевой тревоги. Вскоре за незатейливым разговором о стирке, о сынегрязнуле всеобщее волнение постепенно отступало, оставив место простым житейским мелочам, которых в жизни молодой хозяйки столько, что они порой перевешивают крупные хозяйские заботы мужчин. Главное — это то, что для неё всё произошедшее осталось тайной. Иначе сердце заботливой матери могло просто не выдержать. Лида, как муха у оконного стекла, всё зудела, всё читала свои нотации сыну, Дед всё это время стоял молча, взгляд его был устремлён в небеса, а по щеке у него катилась крупная слеза. Санька, прислонившись спиной к деду и моргая детскими глазками, смотрел на маму, он слушал её родной голос, а руками тем временем прижимал к себе спасённый в передряге, перепачканный грязью драгоценный мяч.

Колька, оценив обстановку, понял, что с ребёнком всё в порядке и Лида вроде как зря беспокоилась. А вот с Палканом чтото неладное, странно както он сидит на земле, поза у него необычная какаято, пошатывается и вообще какойто сам не свой. Да ещё этот Доля задницу из лужи вынуть не может, барахтается в ней вовсе уж нескладно. Ещё раз взглянув на ситуацию, Колька делово направился в их сторону.

— Здорово, сосед! Чё расселся, до обеда вроде далече. Да посреди лужи и обедатьто не с руки? А может, ты устал? Так рабочий день не закончился, твоему завгару Козлову я всё расскажу, как ты посередь работы расслабляешься, как грязевые ванны принимаешь. Так он тебе заодно и парилку организует, пропарит так, что век помнить будешь.

Тем временем удручённый Андрей Максимович, оставив без ответа ядовитые насмешки молодого парня, продолжал попытки подняться из лужи. К Кольке понемногу стали приходить разумные мысли, а вместе с ними он начал постепенно представлять ту картину, которая раньше была от него скрыта.

«Туман весь в крови… тактак. Обломок деревяшки… тактак. Уважаемый Доля в позе знаменитого небесного созвездия выгружает себя из грязной лужи…»

— Да тут свара была нешуточная. Палкаха, ты что, загрыз ентаго обормота? Так ему, поделом. Ну, вставай, пойдём домой, тебе, я вижу, тоже досталось на пряники. Андрей Максимович, ты чего кряхтишь, может, тебе помощь первую оказать? Ты спроси, я для тебя всё, что хочешь, враз сбацаю. Вот только штаны сам стирай, я не стану. Ещё я так думаю, что Палкан тебя в лужу не за просто так определил. Мне видится, ты вполне этого места достоин. Совет хочешь? А и не хочешь, я тебе его даром дам — не маши палками на нашего Палкана. А то не только от него получишь, я в довесок прибавлю, обещаю — мало не покажется.

Доля всё ещё молчал, сопел, кряхтел, сносил обидные слова парнямолокососа, но не проронил ни одного в ответ.

Колька тем временем приблизился к избитому и истерзанному Палкану, в ожидании, что тот вновь начнёт скалить зубы. Но Палкан на удивление спокойно смотрел в его сторону и не собирался огрызаться. Видя его тяжкое состояние, Кольке пришлось взять пса на руки, как беспомощного инвалида, и доставить во двор к конуре.

Пока Лида хлопотала, переодевая Саньку, он успел позаботиться о раненом Палкане и после зашёл в дом, чтобы набрать для него в миску воды. Войдя, Колька сразу прошёл к баку с водой на кухню и увидел сидящего там Дмитрия Михайловича. В странном состоянии застал он Деда: на нём лица не было. Покрытое седой поповской бородой, оно не выражало никаких эмоций. Обычно жизнерадостный, мудрый, он никогда не встречал вошедшего молча и не отпускал его без подробного расспроса о состоянии здоровья, о делах, о родне. Всегда внимательно выслушивал собеседника и мудро заключал: «Ну, слава богу». Колька шарахнулся в сторону от Серикова с немым вопросом на устах: