– Простите, госпожа, – очнувшись от ее оклика, виновато улыбнулся оружейник. – Так вот… Забрав у сестры рассыпающий огненные искры меч, Ланион протянул оба клинка моему прадеду… Вы уж не серчайте, не стану я дословно передавать состоявшийся тогда разговор. За пролетевшие поколения легенда стала похожа на длинную невероятную сказку, в которой трудно отыскать зерно вложенной когда-то истины, но теперь я знаю, где правда, о ней и скажу… Долгие столетия Ланион и Аллилея наблюдали за тем, как бережно и опасливо относится Галаандур к неожиданной находке, и, видя, что не поддался он алчности, решили наградить мудрого оружейника, вложив в его последнее творение частицы божественной сущности, соединив в несокрушимом металле Жизнь и Смерть, Любовь и Ненависть, Боль и Справедливость… В каждом из смертных есть Свет и есть Тьма, каждый миг чаши весов колеблются то в одну, то в другую сторону… Абсолютное добро так же опасно, как чистое, ничем не разбавленное зло, ибо добро без зла теряет свое значение и становится хаосом, а зло без добра обращает в страшное Ничто все, к чему прикасается… Отныне, по желанию Богов, лишь тот, кто познает смерть и вновь обретет жизнь… тот, чьи чаши весов застынут в идеальном равновесии… тот, кто, развеяв золу, вновь разожжет жаркий огонь справедливости и любви… только он сможет оживить выкованные Галаандуром клинки. И будут они верой и правдой служить ему, даруя божественные силы… За многие поколения моих предков лишь немногим посчастливилось стать избранными, и каждый из них достойно нес свое бремя, а после их смерти чудесные близнецы вновь возвращались к нашему роду… Так гласит легенда, – оружейник недоверчиво покачал головой, – но я никогда не верил, что смогу собственными глазами убедиться в подлинности тех событий. Мечи признали вас, госпожа, – он с легким сожалением взглянул на раскрытый футляр, но в следующее мгновение в медно-карих глазах вспыхнула решимость, – они ваши без всякой платы. Так завещал мне отец, а ему – мой дед.
– Не могу, – чувствуя, как ее душа рвется к странным близнецам, Эля с усилием отступила подальше от стойки с маняще распахнутым ящиком. – Ты найдешь кого-то более достойного, чем я.
Твердая, прохладная рука Горма легла на ее напряженное плечо:
– Ты можешь отвергать истину, но эти мечи уже выбрали себе хозяина… точнее, хозяйку. Аллилея добра, но Ланион не простит твоей слабости. Он воин, Танайя, и битва – это то, что ему знакомо лучше всего остального. Он презирает отступников, а ты, отрицая свершившееся, предаешь сама себя. Выстоять бой еще не означает выиграть войну, и пока ты жива, она будет длиться.
– Я устала, Горм, – онемевшими губами прошептала Эллия, неотрывно глядя на призывно поблескивающие клинки, – и больше не хочу войны.
– У тебя нет выбора, – страж сурово сжал губы, – ты дитя двух миров, которым еще только предстоит снова найти пути друг к другу, и именно тебе суждено стать первой опорой, на которой будет держаться новый, надежный мост.
– И вновь я всего лишь пешка на шахматной доске, – вспомнив любимую игру названного отца, с горечью взглянула на него Эля.
– Уже нет, – сжав безвольную ладонь девушки, Горм положил ее на удивительно теплый металл оружия, – теперь ты больше чем пешка.
Завороженная беззвучным зовом, Эллия нерешительно сомкнула холодные пальцы на кожаной рукояти, мгновенно почувствовав, как тонкая связующая струна вновь обвила тонкое запястье и скользнула выше, настойчиво оплетая ее тело невидимой мерцающей паутиной. Опутав застывшую девушку с ног до головы, бледное, видимое лишь магическим зрением свечение мягко втянулось под кожу, оставив внутри теплое обещание защиты и безмолвной поддержки.
Стряхнув сковавшее ее оцепенение, Эля решительно вынула из ножен подаренные Брандом клики и без единого слова протянула их Горму, а их место тут же заняли ликующе вспыхнувшие огненной вязью близнецы:
– Игра продолжается? – хищная улыбка изогнула нежные губы полукровки, отразившись в бездонных глазах. – Что ж, не мне оспаривать волю Богов, вот только… – голос девушки угрожающе зашипел, – играть мы будем по моим правилам! Я больше не буду пешкой в их шахматной партии!
– Пешкой? – насмешливый голос, раздавшийся за ее спиной, заставил девушку резко обернуться.
Блеклая тень, отбрасываемая высокой витриной, сгустилась в непроницаемое, чернильное пятно, медленно обретая очертания высокой, уже знакомой Эле фигуры, и, отделившись от стены, навстречу изумленным зрителям шагнул Ланион:
– Бедное дитя, – по бледному лицу божества скользнула насмешливая гримаса, – ты так и не поняла, что никогда не была безвольной игрушкой. – Приблизившись к напряженно замершей девушке, Верховный Воин ласково заглянул в тревожно сузившиеся глаза: – Мы следили за тобой, надеясь вмешаться в тот миг, когда ты оступишься, но этого так и не произошло.
– А как же твои слова там, в пещере? – дерзко, как равному, бросила Эля, ничуть не страшась полыхающего в бездне огня.