Полукровки

Солнце поднялось на несколько градусов. Как будто какой-то невидимый гигантский младенец пялился на нас сквозь увеличительное стекло.

– У тебя есть дома балкон? – спросил я.

Она посмотрела на меня сверху вниз.

– Мы же сегодня прогуляли. Ты не должен читать.

– Встань, солнце ясное,
убей луну-завистницу, —

произнес я в это увеличительное стекло, прижимая кончики пальцев правой руки к груди, чтобы показать, как серьезен и театрален может быть настоящий вервольф.

Она снова шлепнула меня журналом, затем остановилась, озорно улыбнулась.

– О, горе мне! – сказала она. Ей приходилось рыться в памяти, выискивая слова Джульетты. —

Ведь это не рука, и не нога,
И не лицо твое, и не любая
Часть тела, что человеку
Принадлежит.

– Волку, – сказал я. Именно к этому она клонила.

– Ловлю тебя на слове, – сказала она, запуская пальцы в мои волосы.

– Это мои слова, – сказал я ей.

Дальше я не знал, как сказать ей, кто я.

Вместо этого я положил голову ей на колени и позволил ей черной ручкой соединить мои брови.

– Кончай потеть, – сказала она так близко к моим губам. Кончики ее челки щекотали мое лицо с обеих сторон.

Я пытался.

После школы – нет, после того времени, которое мы провели бы в школе, если бы не просидели на крыше все время, ее кожа была красной от солнца, когда мы пошли на автозаправку, как все ребята. Просто толпа подростков-старшеклассников. Стеклянная дверь не успевала закрываться.

Поскольку мы пропустили ланч, у Бриттани осталось семьдесят девять центов на газировку.

Мы сунули две карамельные палочки в стакан, прежде чем спрятать их во льду и утопить в сиропе. Если чутка капнуть газировки из автомата, то можно залить весь стаканчик сиропом.

Она вела меня на встречу со своим дедом.

Внезапно в очереди перед нами возник Даррен.

– Детишки, – сказал он нам, словно взрослый.

– Это мой дядя, – сказал я Бриттани. – Он… механик.

– Механик, – сказал Даррен, как будто если сказать вслух, то точно запомнишь. – Просто механик.

– Как и ваш племянник, – сказала Бриттани, поджав губы, иначе она расплылась бы в улыбке и выдала нас.

– Да, у нас большая семья механиков, – сказал Даррен.

– Красивая пряжка, – сказала Бриттани многозначительно, как обычно говорила со мной, и Даррен посмотрел на свою пряжку, улыбнулся краем рта, показывая, сколько у него зубов.

Пряжка была вдвое больше обычного. Волк на ней был бирюзовый и бежал слева направо, а луна за ним была из желтой смолы, в которой обычно был скорпион. Даррен носил ее, дублируя свой позывной «Оборотень в небесах», словно это каким-то образом подтверждало остальным дальнобойщикам, что он – это он.

Но при этой случайной встрече, как я понимал, это говорило не о нем.

– Вот, – сказал он, беря у меня колу, чтобы заплатить за нее, – я и не знал, что у него есть такая способность. Затем он пару раз взвесил ее и посмотрел на нас так, словно мы оказались умнее, чем он думал.

Снаружи он спросил, не подбросить ли нас.

Я огляделся в поисках его грузовика, стоящего над ямой или на парковке на краю или смотрящего на нас с белой, обшитой досками церкви. Нигде его не было.

– О, да, – сказал Даррен, оглядываясь по сторонам, словно не подумал, как он сюда попал. Поскольку простого решения для того, чтобы подбросить нас на несуществующем грузовике, не получилось, он просто поднял на прощанье свой стакан с колой, пятился несколько шагов, затем отвернулся и больше не оборачивался.

– Он уходит прямо как ты, – сказала Бриттани, забирая у меня колу и нашаривая соломинку губами.

Затем она отдала мне стакан.

Я тоже нашел соломинку губами.

– Буфетный поцелуй, – сказала она, пропустив шаг.

Через квартал мы нашарили пальцами во льду карамельные палочки. В таком воровстве был один недостаток – нужно быть на хорошем расстоянии от заправки, прежде чем открыть крышку, но к тому времени ты уже выпиваешь всю жидкость, и теперь приходится грызть карамельку, а запить уже нечем.

– Ты уверена, что он здесь? – спросил я по поводу ее дома.

– Он всегда дома, – сказала она. – Что твой дядя делает в городе?

Я не подумал об этом. Но я не забыл оглянуться.

Там не было ничего и никого.

Но его там и не было бы.

Если бы Даррен оказался на кухне Бриттани ради встречи с ее дедом, он бы присвистнул, увидев, насколько тот стар. Так и вы свистите, когда видите обычный велик на краю тротуара перед продовольственным магазином.

В одной книжке, которую я прочел сам, не по школьной программе, один старик на техасской границе описывался так, словно в складках его лица таилось солнце многих десятилетий. Так выглядел и дед Бриттани. Я даже представить не мог, каково это будет – коснуться его лица.

Его волосы были похожи на белое птичье гнездо. Где-то неделю назад это было какой-то версией хвостика, но с тех пор он спал. И не один раз.

– Прадедушка, – сказала она, отступая в сторону, чтобы представить меня.

Он оторвал взгляд от чугунной пыточной машины, привинченной к столу.

Она была для опрессовки пуль в патроны.