Полукровки

Она лежала в холодильнике на треснувшем блюдце рядом с кетчупом. На ней был иней. То есть пролежала она тут несколько часов. С тех пор как Либби ушла. Я почти видел, как она склоняется, чтобы положить ее сюда. Положить и потом подтолкнуть прямо в середину блюдца. Достаточно медленно, чтобы та не перевернулась.

Даррен сидел у меня за спиной и ел свои хлопья без молока. То есть в холодильник он не заглядывал. Патрон был для меня.

Я открыл дверь, рассматривая патрон. Его кончик был снят.

Я полез внутрь как за кетчупом или остатками еды и взял патрон в ладонь. Он тяжело холодил ее, и я с дрожью подумал, что он обжигает меня.

Это был просто холод.

– Оставь его открытым, – сказал Даррен о том, сколько я проторчал в холодильнике. – Прямо как на Аляске.

– Будто ты бывал на Аляске, – сказал я ему из-за двери.

– Я везде побывал, парень, – пропел он в ответ, а затем с хрустом забросил себе еще порцию хлопьев в рот, постепенно их пережевывая.

Я покатал патрон в руке, снимая изморозь. Я смотрел на него сверху, где пуля была срезана.

Внутри этой серебряной точки металл менялся, становился темным и нормальным. Как свинец из аккумулятора машины. Возможно, он и был из аккумулятора. То есть серебро было снаружи, а сама пуля была из расплавленных алюминиевых банок или хромовых уголков с грузовика, размолотых молотком в массу.

Это была не серебряная пуля.

Я сунул ее в карман, встал, дал двери закрыться.

Даррен сидел на хвосте, как степная собака, пытаясь смотреть телевизор из гостиной. Это была коммерческая телепередача, какие он любил, с парнями, падающими спиной в бассейн.

– Не надо тебе так вывешивать язык, – сказал я.

Он посмотрел на меня со все еще открытым ртом.

– Так как? – сказал он.

В гостиной продавец машин упал в очередной бассейн, и Даррен засмеялся как всегда, затем встал, со скрежетом отодвинул стул и прижал руки к бокам, сделав такое же тупое лицо, как всегда было у продавца, когда он падал на спину.

– Классика, – сказал Даррен, снова по манжеты зарывшись в хлопья, и наш дюплекс уже нагревался от солнца, как будто этот огонь так и не выгорал никогда.

Я побежал в школу.

* * *

У Бриттани был для меня тест из одного из журналов ее матери. Она не дала мне на него посмотреть, просто медленно зачитывала вопросы, затем смотрела на меня сверху вниз своим строгим взглядом, жгучим и серьезным.

– Вы правда исчезаете каждый месяц на два-три дня сразу?

Мы пропустили второй урок английского, сидя на крыше. Как ни странно, не дождило. И все же это была Джорджия. Тут воздух почти пить можно.

– У вервольфов нет жабр, – сказал я.

– Я не про то спрашивала, – сказала она, свернув журнал в трубку, чтобы стукнуть меня по голове.

Я лежал на спине на шероховатой крыше, положив голову на ее правое бедро, туго обтянутое черными джинсами. Моя голова на бедре Бриттани Эндрюс. Со средним именем «Кейн» она была три буквы сразу – БКЭ. И других таких мне не было надо.

Когда я потом встал, гудрон, в который был замешан песок, испортил мою рубашку.

Я уже был намерен на это плюнуть.

Где-то под нами класс, полный новичков, читал вслух «Ромео и Джульетту» по рядам, и Шекспир змеился от окна к дверям, словно чтобы сбежать из класса, как мы.

– Так вы исчезаете каждый месяц на два-три дня? – спросила она с большей настойчивостью.

– Это все в киношках, – сказал я. – Луна там. Твой дед уже сказал тебе, что луна – это все глупости.

– Тысяча работников с автозаправок врать не могут.

– Это были просто волки.

Поскольку я не сунул серебряную пулю себе в рот, я мог просто притворяться вервольфом, говорил я себе. То есть и это тоже выдумка. Притворство.

Если мои ответы и были правильными, это не имело значения. Я ничего не выдавал, мне просто везло.

Впервые я чувствовал себя так.

– Когда вы дарите украшение, это золото и драгоценный камень или серебро?

– Вервольфские украшения обычно из торговых автоматов, за 25 центов, – сказал я ей. – Иногда это леденец.

Она двинула меня в голову локтем.

Нет.

Как можно более нежно она подвинула мою голову локтем.

– Собаки на вас плохо реагируют?

– Можем попробовать, – сказал я. – У тебя есть собака?

Она покачала головой и сузила глаза, словно мысль завести собаку никогда не приходила ей в голову.

– Вы одиночки? – спросила она.

– У нас есть двоюродные, – сказал я, пытаясь не улыбаться.

– Ты неправильно отвечаешь, – сказала она.

– Если бы это был настоящий тест… – ответил я. – Давай дальше.

– Вы любите гамбургеры сырыми?

– Я люблю кетчуп, – ответил я. – На моем хот-доге.

Она зашипела сквозь зубы и покачала головой, словно перескакивала сразу к серьезным вопросам.

– Вот. У вас брови сходятся посередине?

Я поднял брови, пытаясь посмотреть вверх на них.

– Получилось? – сказал я.

– Нет, – разочарованно сказала она. – А что насчет пальцев? Твой безымянный палец должен быть длиннее остальных.

Я протянул руки.

– Зачем длинный безымянный палец? – спросил я. – Дольше останешься в браке, что ли?

– Просто так, – сказала она, выискивая вопрос, на который я мог бы ответить.