Как оказалось, Бриттани заговорила со мной первая.
Или не заговорила. Но она дала мне кое-что. Устроила типа испытание. Я мог сказать, что это испытание, поскольку ее глаза следили за моим лицом в целом, когда она дала это мне, – не дрогнет ли у меня чуть-чуть мускул на щеке, и тогда она что-то поймет. Она все поймет.
То, что она дала мне, – за это нас обоих бы отчислили.
Это была пуля.
Латунная гильза и тускло-серебристая круглая головка.
Наверное, я должен был бы вздрогнуть. Мускул на щеке должен был дернуться. Уголок рта должен был еле заметно приподняться.
Бриттани прикусила нижнюю губу. У нее это было улыбкой.
– Я знала, – сказала она, пытаясь забрать пулю, обдавая меня близким горячим дыханием.
Я не позволил ей ее забрать.
Серебро не жгло моей ладони. Как и старые четвертаки и десятицентовики, от которых Даррен и Либби всегда шипели.
Я посмотрел в коридор в сторону кабинета географии, или что там у меня было по расписанию – я понятия не имел, я не мог даже сказать, в каком штате мы были в этом месяце, – и сказал свои первые слова Бриттани Кейн Эндрюс:
– Что ты знала?
– Что ты вервольф, – сказала она.
Я несколько шагов пятился, смотря ей в глаза, затем отвернулся, опустил голову, чтобы протолкаться на урок географии.
Если я улыбнусь, она, по крайней мере, этого не увидит.
Вряд ли.
Тремя днями позже она сидела напротив меня в кафетерии.
– Она мне нужна, – сказала Бриттани. – Он будет ее искать.
– Что? – сказал я.
Мой словарный запас был как у нее, не особо велик.
– Сам знаешь что, – сказала она.
Я скользнул ладонью по столу, и скребущий звук сказал ей, что пуля у меня.
– Я не то, что ты сказала, – сказал я ей.
– Ага, – сказала она, накрыв мою руку своей. – Ну так докажи.
Я пожал плечами.
Она огляделась по сторонам – нет ли учителя, официантов, затем перевернула мою ладонь.
– Сунь ее в рот, – сказала она с таким же вызовом, каким было само это действие.
Серебряная пуля.
Я не показывал ее Либби. Не потому, что ее не было дома на ужине, но потому, что она конфисковала бы ее.
Даррен просто взял ее, повертел в пальцах.
– Хорошая работа, – сказал он. – Где взял?
– Нашел, – ответил я.
Даррен выдвинул языком нижнюю губу и оставил вопросы.
– Твой дед, – сказал он потом, глядя мне в глаза в упор, как Бриттани, – когда мы были мелкими, обычно говорил, что знал одного парня. Однажды он попросил его сделать ему такие.
Я откусил свой хот-дог. Хот-доги не дергаются. Можешь жевать их и не упустишь ни слова из того, что говорит тебе твой дядя.
– Где, говоришь, ты ее нашел? – повторил он, пытаясь черкнуть ногтем по серебряной части.
Там не осталось следа.
Серебро по шкале твердости имеет шестерку. Я узнал это из научно-популярных передач. Ногтем его не поцарапать.
Однако оно тебя царапнет.
Даррен поставил патрон на стол как маленькую ракету.
– Девушка дала, – сказал я.
– Девушка, – с улыбкой повторил он мое слово.
– Как звали того друга Деда? – сказал я, почуяв, что эти переговоры работают.
– Не
– Для того дела в Литтл-Рок, – встрял я. Потому что я был хорошим учеником.
– Старый волк сейчас, наверное, уже мертв и похоронен, – сказал Даррен. – Его башка над чьим-нибудь камином.
Я хотел покачать головой – нет, это невозможно. Ни один вервольф…
– Я не жил в тех краях, – сказал Даррен, по-прежнему наблюдая за мной. – Но ведь мы и не привыкли к такому, верно?
Я не ответил, все еще пытаясь осознать эту тупую самодельную легенду. Пытаясь увидеть древнего старого волка, плавящего серебро в одном состоянии, отливающего его в форме в пятидесяти милях по трассе, втискивающего пули в пустые латунные патроны несколькими неделями позже среди звуков чужого города вокруг него.
Но зачем?
– Как зовут эту девушку? – сказал Даррен, беря патрон большим и указательным пальцами и постукивая им по столу, словно чтобы посмотреть, не вспыхнет ли.
Тук, тук, тук.