Полукровки

Когда механик не отвечает, дядя вытаскивает из-за левого уха свой термометр. Он приучился за эти месяцы жевать его вместо зубочисток. Поскольку по влажным щепкам, которые он выплевывает, кто-то с нужным нюхом может его учуять. А термометр напоминает ему, что нельзя кусать слишком сильно. Надо всегда быть осторожным. Осмотрительным – это слово он позаимствовал из фильма про карате.

Это также позволило ему обнаружить, что у него всегда лихорадка. Как и у тети, после того как дядя вымыл термометр в раковине и позволил ему остыть до нормальной температуры.

У механика не было жара.

Однако ждать оставалось недолго. Через несколько лет он будет горячим, как настоящий вервольф. А почему он еще не такой – так ведь надо как-то скрываться от школьной медсестры?

В этом есть какой-то смысл.

– Серебряный криптонит, – говорит, наконец, механик о ртути в стекле термометра.

Дядя кивает, тянется вперед к мороженому механика, отхватывает кусок. Он сует его себе в рот.

– Обычно, – говорит дядя, проглотив мороженое, – типа в старые времена, когда все говорили «да» и «ты», и ты не рождался, а появлялся на свет, в те времена никто не хотел, чтобы вервольфы приходили на ужин второй раз.

Механик пододвигает свой стаканчик ближе к краю стола.

– Никто не хотел, чтобы мы приходили на ужин потому, что мы съедали все, – говорит дядя. – Гуся, утку, старомодные гамбургеры, когда еще не изобрели кетчуп и всем приходилось во‑от такую морду делать, когда они их ели. А затем мы просто уходили, набив животы. В те поры нам даже не приходилось охотиться. Мы просто ходили из дома в дом и просились на ужин, а закон был такой, что голодного надо накормить. Деревенские были вежливые. Но у них кончалась еда. Они голодали.

– У них что, хот-догов не было?

– У них были хот-доги из шерстистого мамонта.

Механик не может справиться с улыбкой.

Его дядя кивает.

– Но то, что случилось в конце концов, было к лучшему. Мы забывали, как охотиться. Как нюхать, слушать и видеть. Нам больше не приходилось загонять добычу. Мы просто ждали подачки с кухни.

Механик смотрит на свое мороженое. Оно тоже с кухни.

– В общем, вот что сделали наконец люди с домами – они начали выкладывать красивые ложки, ножи и вилки. Серебряные. Так что каждый раз, как мы тянулись к серебряной ложке или к ножу, чтобы отрезать кусок ветчины, они нас обжигали. А если мы касались ими нашего рта, они обжигали наши губы. Очень скоро мы перестали ходить от дома к дому.

– И что случилось? – спрашивает механик.

– Многие вервольфы стали голодать. Но те, кто не стал голодать… короче, мы происходим от них. И вот почему мы любим блестящие штуки. Они заставляют нас думать обо всем-что-ты-можешь-съесть.

Дядя механика опорожняет свою бутылку земляничного кулера, словно подтверждая свои слова. А затем он выхватывает у механика стаканчик с мороженым и втягивает остатки.

– Пошли, пока кто-нибудь его не спер, – он кивает на поручень, и они почти у выхода, когда первый водитель, тот, с грязной бейсболкой, выходит из душа.

– Быстрее, – говорит дядя механика, оглядываясь на этого водилу, пытаясь не смеяться, и механик подыгрывает, выбегая вместе с ним. Это лучше, чем остаться позади.

– А, все еще на месте, – говорит дядя, вскакивая на подножку одной ногой, хватаясь за блестящий поручень. Затем, чтобы показать, насколько крепки эти шурупы, как хорошо сделал механик работу, он тянет и дергает, под конец упираясь ногами в дверь, как в мультике, и гвозди одного из его ботинок царапают красную краску.

Поручень не поддается.

И водила с грязной шляпой уже стоит здесь, глядя на дядю механика.

– На твоем месте я бы поберег силы, – говорит он, засовывая в рот жевательный табак, крошки и волокна сыплются из его рта.

Дядя, все еще держась за поручень, смотрит на него сверху вниз, затем проверяет, где механик.

– В смысле, ты же можешь завести его с толкача, – говорит водитель, пиная бампер так сильно, что хлопья ржавчины сыплются наземь.

– Садись в машину, – говорит дядя механику, спуская ногу на подножку, а правой рукой все еще цепляясь за поручень, словно ради поддержки.

– «Бра Волк»? – спрашивает водила, подаваясь вперед, смачно длинно плюя коричневым на вытертый протектор передней шины дядиного грузовика.

– Внутрь, быстро, – говорит дядя снова. Час потехи закончился. Механик повинуется, и последнее, что он видит перед тем, как его дядя нагибается так, чтобы его даже из окна с той стороны видно не было, – то, что он прокусывает термометр, и серебряная ртуть бежит по его подбородку вместе с кровью, и механик прикрывает глаза, зная, что люди до сих пор не хотят, чтобы вервольфы приходили к ним на ужин.

Но они все равно приходят, говорит он себе, чтобы помочь дяде.

И они голоднее, чем прежде.

Глава 11 Лай на луну

Мы не знаем, как она постоянно нас находила.

Либби называла ее тайной поклонницей Даррена.

Даррену это было по сердцу.

Ее любовные письма были блестящи и ярки.

Все это было большой шуткой.

Мы впервые были в Южной Каролине.