Полукровки

Даррен ездил туда-сюда из Тулсы, просто развозя всякие гражданские товары – как он говорил, «гонял по ТЦ». Паллеты толстовок, коробки всякой электроники, сезонные товары. Впервые он получил страховой полис. На нем стояло чье-то другое имя, но налоги платил он. Поскольку он был не женат и не имел детей, он мог работать по выходным, от чего увиливали остальные водители. Компании было выгодно иметь его всегда под рукой, может, он даже мог бы сделать на этом карьеру. Ему выдали блестящий «Петербилт» [23] и выдали все бейсболки, какие он только хотел носить.

Даррен подыгрывал им. Даже вервольфы понимают про хорошую подработку, когда ее получают, – Либби тоже. Она работала регистратором на смазочной станции за городом на автостраде. Некоторые боксы были огромными, поскольку каждый час через них грохотали огромные грузовики. Ямы под боксами тянулись на мили. Поскольку грузовики ездят круглосуточно, авторемонт работал тоже круглосуточно.

Как и Даррен, Либби брала ночную смену, когда остальные предпочитали быть дома.

Из-за этого я оставался вне трейлера один почти все время.

Я немного ходил в школу – все еще в десятый класс, – но теперь это просто было место, куда можно было ходить, вместо того чтобы крутить гайки в грязном цеху. Я не имел ничего против собраний болельщиков, а посещение кафе было прямо как сон и случалось по расписанию, но я знал, что не должен позволять себе привязанностей. Я не хотел повторения ситуации в Джорджии. Ситуации с очередной Бриттани. Или, может, теперь она и правда была Лейлой. В Южной Каролине в любом случае довольно просто получить «трояк». Троечник не привлекает внимания. Они нужны для тяжелых работ, для соцопросов, для истории.

Мистер Бреннан, однако, не позволял мне увиливать от английского. Он сказал, что не хочет, чтобы я провалился. Что во мне есть нечто, чего нет в остальных детях.

Ну да, вервольфовские гены во мне есть.

Но вслух я этого не сказал.

Английский шел четвертым уроком.

Чтобы спастись, я решил прогулять и его, и пятый урок.

Простите, мистер Бреннан.

Однако я учился усердно. Поскольку мне каждую ночь не надо было писать домашку, я мог погулять по лугам и среди деревьев, раскрыв ладони, чтобы колоски травы щекотали их. И поскольку я был не в доме, в тот раз я увидел ее первым. Тайную обожательницу Даррена.

Она сидела за рулем другого дома на колесах, но это была определенно она. Кто еще стал бы идти сквозь траву с фонариком, звеня стеклянными банками с завинчивающимися крышками на поясе и шевеля длинными хромированными пальцами?

Они были не совсем как пинцеты. Они были ближе к клещам, но жестче и нежнее одновременно.

Она двигалась как водоплавающая птица на мелководье, что охотится за лягушками, и так медленно, что можно было отключиться, глядя на нее, так что вскоре она шла бы по твоим снам, которые ты видел бы с открытыми глазами.

И пускай ее волосы были всегда стянуты на затылке в курчавую французскую косу. Когда она погружала фонарик в банку, чтобы получше рассмотреть образец, свет омывал ее лицо, и волосы светились нимбом вокруг головы. От этого она казалась ангелом или пришельцем.

Поскольку она все время смотрела в траву, она не заметила моего силуэта, а я стоял рядом, застыв от ужаса.

Последний раз она нашла нас в Техасе.

Я был классе в пятом, насколько помню. После смерти Деда мы совершили долгий бросок из Арканзаса во Флориду, но почти три года ушло, чтобы вернуться хотя бы на нынешнее расстояние. То, как мы мотались взад-вперед от Восточного побережья до Техаса или Нью-Мехико, затем опять назад, пытаясь опережать холода, Даррен называл «скачками на йо-йо». Мы пытались сбежать от холода. Пытались скрывать наши следы.

Либби сказала, что это больше похоже на езду на маятнике, который ведет обратный отсчет нашим жизням.

Маятники и йо-йо не были, однако, настоящей причиной нашего пребывания в Техасе. Мы были в Техасе потому, что тот граничит с Арканзасом. Где бы мы ни находились, в каком бы штате мы ни были, Арканзас оставался направлением, в котором смотрела Либби, когда думала, что никто из нас на нее не смотрит.

Рыжий все еще был там или мог там быть.

Для нее было достаточно и шанса.

Даррен только сжимал в нитку губы, качал головой, даже когда Либби говорила ему, что однажды он сам втюрится.

– Что, любовь? – говорил Даррен, становясь в низкую боксерскую стойку и размахиваясь, будто косой.

– Папа тоже никогда не рассчитывал, что женится, – говорила Либби по пути из любой комнаты, в которой находилась, и это было правдой.