Полумистические истории

Моргунов достал из принесенной им сумки бутылку спирта, стаканчики, колбасу и хлеб, нарезанные заботливой рукой жены. Разлили, выпили в память о покойном, закусили. Моргунов стал рассуждать об одинокой и никому не нужной душе Веревкина. Собирались налить по второй, но их внимание отвлек еще один грузовик, приближавшийся к кладбищу, в кузове которого было довольно много людей. Они как-то оживленно, явно не скорбно, что-то обсуждали.

Повертев головами по сторонам, офицеры заметили еще одну выкопанную могилу метрах в тридцати от места погребения Веревкина.

«Еще одного везут», – с грустью в голосе сказал Моргунов.

Машина остановилась, метрах в двадцати от могилы Веревкина, ехавшие в ней люди вылезли, и двинулись в сторону офицеров. Мо мере их приближения стало заметно что вид у них агрессивный, в руках у некоторых были ломы или лопаты. Стали долетать слова: «Это они нашего деда украли. Да, за такое морду бить надо».

Толпа, из, примерно, пятнадцати человек остановилась метрах в пяти от моряков и рябой высокий детина средних лет, выйдя чуть вперед, крикнул: «Вы какого …ера нашего деда забрали, глаза что ли повылазили».

Без дополнительных расспросов офицерам стало понятно, что похоронили они не того.

«Мы Веревкина забрали, – оправдывающимся голосом заговорил Трофимов, – у нас и справка есть».

«Засунь себе эту справку в жопу. Вы что не видели кого берете?», – не унимался рябой. Толпа его поддерживала. Слышались голоса, предлагавшие поправить им зрение прямо сейчас.

Поняв, что промедление смерти подобно, в разговор вступил Собакин и сразу стал говорить повышенным тоном: «Да, мы его вообще-то никогда и не видели, нас его попросили похоронить из вашего же поселка. Кого дали в морге – того и похоронили».

«Ты на меня не ори, – отвечал рябой, – а то я тебе так поору, мало не покажется». Толпа одобрительно загудела, а кто-то, даже взял лопату так, чтобы удобнее было нанести удар обидчикам сверху. Лейтенант Егоров положил стаканчик в карман и тоже взял в руки лопату, но при этом осмотрелся по сторонам, намечая пути к отступлению.

Тут Моргунов вышел из ступора и спокойным тоном сказал: «Товарищи! Давайте разберемся спокойно и сделаем все что в наших силах. Мы офицеры из военно-морской базы, хороним бывшего нашего кочегара, которого никто из нас не знал. Фамилия его Веревкин, может слышали?».

«Чего тут разбираться», – по-прежнему горячился рябой, – доставайте нашего деда и забирайте своего Веревкина. Вон он в кузове у нас лежит. Нам его в морге на обмен с вами выдали».

Молодые офицеры посмотрели на Моргунова, тот кивнул, понимая, что это не тот случай, когда нужно качать права. Расклад сил был явно не в их пользу, тем более, что рябой и толпа уже приблизились к ним довольно близко, а в руках у оппонентов, помимо лопат и ломов, заметили еще и топоры. Становилось жутковато.

Трофимову показалось, что выкапывали похороненного еще быстрее чем закапывали. Когда подняли гроб и поставили его рядом с могилой, рябой и еще пара приехавших с ним мужиков при помощи топоров вскрыли крышку и все увидели покойника в военно-морской форме без погон, который лежал аккуратно сложив руки на груди. На рукавах форменной одежды поблескивали шевроны капитан-лейтенанта, которые Моргунов отпороть поленился.

«Ой, папа всегда мечтал быть моряком», – вытирая слезы с глаз сказала полная женщина в годах. Толпа одобрительно загудела. Возле гроба стало тесно. Слышались разные голоса: «Это он. Ну, точно, он». Обстановка сразу разрядилась.

«Ну, вот что, – заговорил рябой, – раз такое дело, мы его переодевать не будем. Отдадим Вам его одежду, чтобы Вы своего одели. Забирайте его из кузова».

Поскольку численный перевес по-прежнему оставался за Гавриловскими, офицеры спорить не стали.

После произошедшего вопрос о том одевать вновь появившийся труп Веревкина или нет даже не ставился. Никакой гарантии, что им отдали того, кого надо, не было. Чего недоброго могли и за этим приехать.

Одевали нового Веревкина тоже с трудом. Когда закончили все приготовления к погребению посмотрели на Гавриловских. Те уже закопали деда и говорили какие-то речи.

Вновь опустили гроб, закопали и поставили над могилой крест. Снова в руках появились стаканчики. Выпили сначала за то, чтобы на этот раз похоронили кого надо, потом за покойника. Когда собирались уже уходить, подошел рябой и сказал:

«Вы уж нас, мужики, извините, сами понимаете, мы его так все любили, он для нас столько сделал, а тут такое. Спасибо Вам, что Вы по-человечески с ним, в форму одели. Пойдемте к нам, помянете деда».

Моргунов со товарищи отказываться не стали, потому как, и у самих после очередной порции спирта немного отлегло.

Выпили за упокой души другого деда. Оказалось, что он был заслуженный человек, фронтовик, работал председателем колхоза. Когда прощались все уже были друзьями. Рябой на прощание сказал, что звать его Васька Косоротов и, что его все на хуторе знают, и если что им надо там будет, то могут обращаться.