Полуночники [СИ]

Вечером становится хуже. Тревога нарастает. Подступающая темнота внушает опасения, и разом всплывают в голове все детские страхи, за которые его ругал отец. Будто это было в его, испуганного ребенка, власти контролировать ситуацию.

Так вот. Теперь он точно ее не контролирует.

Хакс перебирается в гостиную, включает свет, делает телевизор погромче, и продолжает чахнуть уже на диване.

Живот начинает тянуть, а его самого — подташнивать. По ощущениям, его пустой желудок принялся переваривать сам себя.

Хакс на какое-то время впадает в дрему и даже не реагирует на примостившуюся под боком кошку.

Оглушительный стук в дверь заставляет его подскочить с колотящимся сердцем и взмокшими ладонями. Внезапность и настойчивость звука так хорошо ложатся на его тревожность, что первой реакцией становится запереться в спальне и никому не открывать.

Но потом он все же берет себя в руки. Он взрослый мужчина в своей квартире, в государстве с централизованной властью, в реальном мире, где нет места ничему потустороннему и сверхъестественному.

Настойчивый стук, а вернее долбеж, продолжается. Это уже начинает злить, так что до двери Хакс добирается негодующим и даже слегка остервеневшим.

Он глядит в глазок.

Там никого.

Он замирает и чуть не подпрыгивает, когда на дверь начинают сыпаться новые удары.

— Открывай! Я слышу, как ты дышишь.

Этот голос… его он не может не узнать.

— У меня с собой лом, и я отлично им орудую, — слышит он мрачную угрозу.

Хакс стоит боком к двери, будто так ему лучше слышно, что происходит за ней, и жмурится, силясь подобрать слова для ответа. Да и что, собственно, он хочет ей сказать?

— Я пришла помочь, — тихо и серьезно произносит Роуз, перестав атаковать дверь.

Все это слишком… слишком много для него: стресс от работы, выходки Рена, снедающая его тревога, попытки все-все в своей жизни контролировать — все то, что переполняло его все эти дни, вдруг находит выход, когда он слышит эти слова.

Закусив костяшку, он начинает беззвучно рыдать.

Это так… нелепо. Но он невероятно растроган.

Хакс быстро утирает слезы, а затем отпирает дверь.

Пожалуй, они оба шокированы внешним видом друг друга, если не брать в расчет то, что у него при этом еще и глаза на мокром месте.

Роуз он видел лишь в том ее жутком комбинезоне, и кто ж знал, что в обычной жизни она носит… тоже комбинезон, но джинсовый, поверх приятной и, что самое удивительное, чистой белой футболки.

Она тоже окидывает его изумленным взглядом. И немудрено: он стоит перед ней все в том же нижнем белье, небритый, помятый и невыносимо жалкий.

— Ну ты дал, конечно, — выдает Роуз. — Помирать тут собрался?

Она без приглашения заходит внутрь и поворачивается к нему лицом. Ошалевшая от его затворничества Милли тут же кидается к ее ногам. Роуз гладит ту по голове, затем выпрямляется, складывает руки на груди и окидывает его взглядом с ног до головы:

— Ну что? Собирайся.

— Куда? — растерянно и чуточку сварливо спрашивает он.

— К врачу, — с ледяной серьезностью сообщает Роуз.

— На дворе ночь…

— Я попросила дядю договориться за поздний визит для тебя со своим врачом.

— Мне не нужно…

— Только не начинай, — фыркнув, заводится она. — Уверен, что не нужно? Сидишь тут и, наверное, на улицу носа не показываешь. А как же побриться гладко, волосы зачесать и приодеться? Как же это все?

— Я с тобой спать не стану, — упрямо твердит Хакс.

— Ох, да сдалось мне твое тщедушное тельце! — Роуз тычет пальцем ему в грудь, больно так тычет. — Велика потеря! Я просто не хочу, чтоб ты тут загнил в одиночестве. Так что иди собирайся. И поживей — нас ждут!

17. Мэтт

Разговоры о Люке не утихают до конца рабочего дня.

Рей разговаривает с По, от которого узнает, что Лея уехала с братом и что ничего неизвестно о состоянии последнего, только то, что оно стабильно тяжелое.

Что случилось между ним и Кайло, никто толком не знает. Какими-то окольными путями из «Сноук Энтерпрайзис» просачивается информация, что Люка вообще не хотели принимать. Он несколько часов терпеливо просидел в приемной, тролля секретаря. А потом, очевидно, все-таки случился напряженный разговор, в результате которого в приемной были разбиты все стеклянные заграждения, а секретарь подал заявление на увольнение.

Под конец рабочего дня По сообщает всем, что жизни Люка ничто не угрожает, — того перевели из реанимации, — но к нему не пускают никого кроме сестры, так что толпа сочувствующих сотрудников будет в больнице неуместна.

Но Рей успокаивается и на этом. Ей очень жаль Люка, он был ее кумиром. Хотя зная, как он «услужил» племяннику, она понимает, что вряд ли можно было ждать, что их беседа пройдет мирно.

Офис пустеет, а Рей сама не замечает, как зарабатывается.

Когда она глядит на часы, те показывают половину одиннадцатого вечера, а на телефоне уже двадцать минут как висит сообщение от Мэтта.

«Во сколько придешь?»

Рей:

«Уже иду».

По пути на террасу она останавливается у автоматов со снеками и покупает две банки газировки.

Мэтт уже ждет ее на месте. Стоит у самых перил, сунув руки в карманы брюк и глядя вниз на город.

— Привет.