Полуночница

На постели я обнаружила простое платье, которое пришлось мне в пору, хоть и немного жало в груди. Я надела его и расчесала пальцами волосы. После долгого лежания они свалялись в колтуны, и разодрать их оказалось не просто. Очень хотелось пить, и я смогла утолить жажду, найдя на столе стакан с водой. Та немного горчила, поскольку, видимо, её мешали с лекарством.

Я задумалась, сколько времени провела у старичка. В прошлый раз он показался мне довольно милым, хотя я чувствовала в нём нечто, что неприятно смущало. Придерживаясь за стену, я вышла из комнаты, в которой провела последнее время, и обнаружила хозяина дома читающим утреннюю газету.

— С пробуждением, — поздоровался он.

— Светлого дня, — кивнула ему я. — Подскажите, какое сегодня число?

— Десятый день травня пошёл, — подсказал он.

Нахмурившись, я принялась подсчитывать. Сколько же дней я провалялась здесь? По всему выходило не меньше десяти — я по-прежнему не помнила, когда произошло нападение, о котором говорил старик, и его подробности. Неизвестность пугала. Как я могла всё забыть? Я обхватила себя руками, чувствуя нервную дрожь. Я сама не знала, почему меня то и дело охватывало волнение.

— Как это случилось? — спросила я, понимая, что он и так поймёт, о чём я желала узнать.

Ране Ноттон повернулся ко мне, откладывая газету в сторону. Его глаза остались бесстрастными, когда он с сочувствием в голосе произнёс:

— Я нашёл вас лежащую на земле. Вы истекали кровью, всё тело было избито.

— Вы сами лечили меня? — удивилась я.

— Да. Что вас смущает? Я лекарь.

Я нахмурилась. Меня не покидало ощущение, что меня водят за нос. Хотя я не могла ни к чему придраться, что-то в этой истории по-прежнему смущало.

— А кто меня нёс? — поинтересовалась я. — Где всё случилось?

— Это допрос? — возмутился целитель. — Милочка, за свою жизнь я таких, как вы, немало перетаскал. Руки у меня труженые, а вы куда легче мужчин, которые попадают ко мне обычно. Да и с чего вы решили, что мне некому помочь?

— Простите, — смутилась я. — Я не подумала. Спасибо вам.

— У вас всё? — недовольно пробурчал старик, видимо, обидевшись на проявленное к нему недоверие.

— Да, — утвердительно ответила я, хотя на самом деле солгала.

Я стыдливо отвернулась от него, пряча глаза и не решаясь задать главный тревожащий меня вопрос. Вряд ли обычную девушку просто избили на улице. Я хотела надеяться, что надо мной никто не надругался, но сама слабо в это верила. Ране Ноттон явно заметил впечатление, произведённое своими словами, но не подал вида. Мне казалось, мысли в моей голове для него — не секрет, и тем не менее он не ничего пояснил, возможно не пожелав сказать правду. Я не нашла в себе сил узнать это у него. На затворах сознания дремал ужас, природы которому я не знала.

После долго молчания старик смягчился и сказал:

— Прямо по коридору кухня. Идите, вас покормят.

Он дождался, пока я выйду из комнаты, и снова зашуршал газетой. Отгородившись ею, как стеной, он спрятался за бумагой, приняв равнодушный вид. Мне оставалось лишь последовать совету и пойти есть. Меня вёл манящий запах еды. Чувствовала себя ужасно голодной.

Пахло тушёным мясом и знакомыми для меня сушёными травами, висящими в пучках на стенах. Пряный аромат отдавал нотками резкой горечи, смешиваясь с едва уловимым терпким духом, самодостаточно вклинивавшимся в общий заданный тон. Яркую сладость шалфея дополнял свежий аромат листьев мяты, а колючая острота горчицы таяла под давлением тмина, укропа и фенхеля. Мясной запах, исходящий от чанов, сливался с резким уксусом и виноградным букетом вержуса.

У жаровни орудовала толстая повариха с собранными в тугую косу пшеничными волосами. У широкой шеи несколько выбившихся прядей завивались кольцами и прилипали к потной коже. На лбу от жара выступила бисеринами испарина. Щёки зарумянились от готовки и горячего пара.

Смотря на неё, я удивилась, что хозяин имел средства на содержание обслуги. Его дом, скромный и простой, не производил впечатления богатого. Напротив, внутри всё было обставлено весьма неброско и скудно, что не вязалось с большими тратами. Но, наверное, он как хороший целитель мог себе это позволить.

Женщина заметила, как я мнусь в дверях, и крикнула:

— Заходи! Нечего стоять.

Она добавила к мясу купырь и зёрна горчицы, а затем стала помешивать. Всюду валил обжигающий пар, заставляя ощущать себя будто в горячке. Как и у поварихи, мои щёки тоже тут же раскраснелись. Но я внезапно расслабилась, не боясь жара. Напряжение сошло. В привычной обстановке я почувствовала себя, как дома.

Несмотря на слабость, я решилась помочь, но женщина мигом меня отогнала:

— Нечего хозяйничать на моей кухне! — негодующе воскликнула она, и я вспыхнула от такого несправедливого обвинения. Зачем-то принялась оправдываться, хотя не совершила ничего дурного: