Полуночное солнце

Таули недолюбливал остяков. Из века в век остяки враждовали с его народом, но по долгу гостеприимства Таули предложил остяку только что поджаренную заячью ногу, и тот поблагодарил его на языке ненця.

Таули помолчал столько, сколько полагалось хозяину, ждущему новостей, а потом посмотрел на остановившийся аргиш и сказал:

— Олешки устали, однако. Похудели…

— Теперь уже близко, — сказал остяк.

— А далеко ваши думы лежат?

Остяк подумал. Он искоса посмотрел на Таули, но лицо его не вызывало недоверия.

— В горы идем, — сказал остяк, — силы нет дальше терпеть от русских острогов.

— Это так, — сказал Таули, — давно бы пора.

Остяк нахмурился и замолчал. Кинув обглоданную кость собаке, он сказал значительно:

— К самоеду Таули идем. Может, возьмет нас к себе. Мы малооленщики, мы не князья. Нам незачем ссориться с малооленными ненця. У нас один враг — русские, пришедшие с ружьями отбирать наше счастье.

— Но ведь вы остяки! Как же примет вас Таули?

Остяк снисходительно улыбнулся:

— Таули умнее всех нас. Он тоже не любит многооленщиков и русского царя. И если кто думает так же, как и он, того он примет в свои товарищи.

— Я думаю об этом, — сказал Таули.

Остяк, отвечая гостеприимством на гостеприимство, пригласил Таули в свой чум, который уже успели поставить женщины. Он угостил Таули веселящей водой и уложил его в постель. Он долго расспрашивал его о Таули, по прозвищу Неняг, и, засыпая, сказал:

— За такого человека, как Таули, я бы отдал свою жизнь. Я издалека видел его. Он первый поднял восстание тогда, в Обдорске. Говорят, его поймали, но он обманул русского князя и убежал в тундру. Молва говорит, что он здесь где-то. Все ждут его слова, а его нет и нет…

— Он совсем недалеко отсюда, — сказал Таули, и остяк заснул, убежденный в том, что скоро найдет то, что ищет.

Откинув шкуры, которыми он был прикрыт, Таули подсел к костру и задумчивым взглядом уставился в огонь. Он сидел неподвижно, думая о пути, начертанном ему судьбой. Он думал об остяках. И странно — никакой ненависти к ним он сейчас не почувствовал.

Разбудив хозяина чума, Таули спросил:

— Кто ты такой?

И остяк ответил:

— Янко Муржан.

— Что же ты мог сделать худого русским? Ты же остяк.

Остяк нахмурился.

— Я убил двух ясачных начальников.

— За что ты убил их?

— Они привезли в наше стойбище веселой воды. Они напоили мужчин, женщин и детей. Потом они угнали стада в свое стойбище, и наш род стал умирать с голоду. Я пошел в стойбище русских и тихонько убил их.

— Остяки хитрый народ. Они всегда обижали ненця, — сказал Таули. — Так поется во всех сказах.

— А тебе что они сделали худого? — спросил Янко Муржан.

— Не знаю, — ответил Таули, — я подумаю об этом.

И Таули долго думал, так ли уж худы остяки, как о них говорят.

Утром, заявив, что знает, где собираются неняги, он повел остяцкий аргиш в горы Пай-Хоя. По пути им встретилось большое стойбище. Таули зашел в крайний чум.

— Много лет жизни вам и вашим олешкам, — сказал Таули, — пусть счастье никогда не покидает ваше стойбище. Пусть дети будут веселы и здоровы, а женщины беременеют каждый год.

— Да, — невесело покачал головой старик, — женщины наполнили наши чумы детьми, но чем кормить их? У нас все отняли ясачные начальники. А кто сосчитает все беды пастухов? Их больше, чем оленьих копыт на Ямале.

Старик пытливо посмотрел в лица гостей, испуганно замолчал и молча принес мороженой рыбы.

— Ешьте, — сказал он, — я ничего не знаю.

Янко Муржан весело посмотрел на старика и торопливо стал есть мясо, отсекая кусочки его острым ножом у самых губ. Таули ел медленно. Он смотрел в огонь костра и вспоминал отца.

— А что русские? — спросил он старика.

— Они ищут Таули. Русские долго пытали его в своем стойбище.

— Он им сделал худое? — неторопливо спросил Таули.

— Худое, — сказал старик. — Он созвал всех ненця и хотел сжечь Обдорск.

— Говори дальше.

— Нас… их… разбили русские… Только меня там не было, и я ничего не знаю, — торопливо добавил старик.

Таули отложил в сторону желтую кость и сказал:

— Мы слушаем, старик.

Старик посмотрел на испитое черное лицо Янко Муржана:

— Кто вы?

— Я тот, о ком тоскует виселица, — ответил Янко Муржан, — пастух, стерегущий ночью чумы русских для того, чтобы их поджечь.

— Это правда? — тихо спросил старик.

— Правда, это такая же правда, как то, что и ты не любишь русских, — сказал Таули. — Принеси же стрел и краски цвета крови.

Старик выбежал из чума. Он вернулся в сопровождении молодого охотника, который положил перед Таули колчан, сшитый из шкуры тюленя, украшенный зеленым и красным сукном, а старик разбавил краску в деревянном корытце и сказал:

— Все ждут знака восстания. Люди большой тундры из-за Камня идут на Пустозерск. Они хотят убить ясачных начальников, но кто поведет их на русских? У них нет храброго старейшины. Они искали Таули, но где он? Русские ищут его и не могут найти.

— Легче золото найти на дне моря, чем его в тундре, — ответил Таули и, окрасив древки стрел от оперений до наконечников, подержал их над огнем. — Здесь семь стрел, — сказал он молодому охотнику, — умеешь ли ты хранить тайну, более дорогую, чем жизнь твоего рода?