Полуночное солнце

Комнату, в которой она гостила всего лишь сегодня днем, было трудно узнать. Толстая ледяная шкура покрывала всю мебель, ковер, книги на полках. Под лампой, которую сосульки на абажуре превратили в настоящую хрустальную люстру, на пятачке между креслами стояли на коленях Кейт, Терри и их дети. Она не смогла понять, молились ли они или же просто сбились в кучу, чтобы быть ближе друг к другу, но у нее сложилось жуткое впечатление, что при этом они пытались составить из своих тел какую-то конструкцию, или же что-то сложило из них нарочито симметричный узор. Ей не хотелось верить, что это ее друзья и их дети, не хотелось верить, что это вообще люди. Хотя их одежда была более-менее различима под ледяной коркой, лиц она не смогла рассмотреть. Их склоненные друг к другу головы были всего лишь размытыми пятнами внутри того объекта, который лежал на их плечах – шар, собранный из бесчисленного множества ледяных игл.

Эллен, наверное, простояла бы там, пока это зрелище и мороз окончательно не сковали ее разум, если бы Джонни не наскучило жать на кнопку звонка. Внезапно наступившая тишина показалась пронзительным эхом.

– Кто-нибудь откроет? – спросил он.

Только что Эллен была уверена, что ничего ужаснее картины за оконным стеклом быть не может, но теперь поняла – может, если Джонни и Маргарет увидят это. Совершив над собой усилие, от которого ее затошнило и закружилась голова, она ухватилась за обледенелый подоконник, развернулась и кривовато улыбнулась.

– Там никого нет. Не важно.

– Но ты же сказала, можно будет остаться у них. Разве нельзя немного подождать, пока они вернутся?

Мысль о том, что обитатели комнаты восстанут, чтобы приветствовать Эллен с детьми, ковыляя по-крабьи под тяжестью их новой прозрачной головы, едва не лишила ее способности говорить.

– Слишком холодно, чтобы ждать, – произнесла она, и ее голос взлетел, когда она увидела Бена в тени розовой арки над калиткой. – Пойдемте домой.

Она подтолкнула Джонни, и он двинулся прочь от двери, печально, но с готовностью. На секунду ей показалось, Маргарет откажется идти – по выражению ее лица было ясно, она догадалась, что что-то неладно, у нее даже подергивался рот, – но затем, слава богу, она пошла перед Эллен, не произнеся ни слова. Бен шагнул вперед. Когда дети обошли его по бокам, он пристально поглядел на Эллен. Услышал ли он мольбу Джонни? Его как будто больше интересовали ее переживания, он словно хотел увидеть тот ужас, который она так силилась скрыть. То, что он прочел в ее глазах, заставило его шагнуть к дому, чтобы заглянуть в проделанный Эллен «глазок».

Если только он позволит детям заподозрить правду… Эллен больше не знала, на что он способен. Она взяла детей за руки, чтобы поторопить их, когда Бен отвернулся от окна. Он выглядел виноватым, но нисколько не потрясенным.

– Готовы идти домой? – спросил он.

Ей хотелось верить, что он держит себя в руках, как и она, ради детей, но не слишком ли он нарочито беззаботен? Каким было выражение его лица, когда он увидел комнату Уэстов? Казалось, разум сжимается, отказываясь принимать дальнейшее, сосредоточившись на одном-единственном плане, какой сумел породить: она вернется к дому Стерлингов, потому что там стоит машина.

– Делайте, как велит отец, – произнесла она так, чтобы Бен услышал, и подтолкнула их через розовую арку в сторону Черч-роуд, когда снова увидела тот силуэт в окне второго этажа. Теперь лицо и руки человека были просто громадными, и она поняла, что они примерзли к оконной раме.

Хотя руки сами сжимались в кулаки, ей удалось увести детей, не позволив им это заметить.

– Пойдем по Рыночной улице, – сказала она голосом сдавленным, как и ее разум. Если она будет сохранять спокойствие и сделает все, что в ее силах, чтобы выглядеть такой же безмятежной, каким кажется Бен, если сумеет не ужасаться тому, что они, возможно, увидят, проходя между немыми, слепыми домами, тогда, вероятно, ее страхи не обретут форму – искра ее сознания останется в окружении тьмы.

Они шли по крутой улице, извивавшейся в сторону главного шоссе, Джонни держал за руки ее и Бена, Маргарет крепко вцепилась в свободную руку Эллен, и тут Джонни закричал.

– Э-гей! – выкрикнул он.

Эллен подумала, это отец заставил его закричать, но тут заметила, с каким недоумением смотрит на сына Бен. Маргарет первой догадалась, что он пытается криком нарушить тишину города. Она схватилась за руку Эллен так, словно от этого зависела ее жизнь, и тоже закричала.

– Проснитесь! – вопила она.

Ее крик, кажется, исчез так же быстро, как и ее белое дыхание. Ответа не было, ни звука, ни движения внутри мутных ледяных раковин, наросших на каждом окне.

– Не надо, – шепотом попросила Эллен, дернув детей за руки и чувствуя себя таким же испуганным ребенком. Тишина ужасала ее, это ощущение, что они четверо в Старгрейве одни, но еще страшнее была вероятность, что их крики могут вызвать чей-то ответ. – Поберегите дыхание, – сказала она, хотя произносить слова по непонятной причине было страшно. По крайней мере, они уже на шоссе, а это путь к машине