Полуночное солнце

— Я всегда умудряюсь сказать слишком много, когда разговариваю с тобой — и это только одна из проблем.

И не самая насущная в сравнении с другими.

— Не волнуйся, — заверила она меня. — Я всё равно ничего не понимаю.

Хорошо. Значит, она не уйдёт.

— Я на это и рассчитывал.

— Ладно... Короче — мы теперь друзья?

Я покатал это слово на языке.

— Друзья... — Нет, мне не нравилось, как оно звучало. Мне бы хотелось чего-то большего...

— ...или нет, — пробормотала она, смутившись.

Неужели думает, что нравится мне так мало, что я даже не хочу числить её в своих друзьях?

Я улыбнулся.

— Хорошо, думаю, мы можем попробовать. Но предупреждаю, что я не самый подходящий друг для тебя.

Я не знал, какого ответа желал от неё. С одной стороны, хотел, чтобы она, наконец, услышала и поняла моё предупреждение, а с другой — опасался, что умру, если она услышит и поймёт. Как мелодраматично. Я превращался в... человека.

Её сердце забилось быстрее. — Ты уже это говорил, и не раз.

— Да, потому что ты не вникаешь в то, что я говорю, — с нажимом сказал я. — А я всё жду, когда же до тебя, наконец, дойдёт. Если у тебя есть голова на плечах, то тебе лучше не иметь со мной дела.

Ах, давать полезные советы я мастер, а вот позволю ли я ей следовать им?

Её глаза потемнели.

— Я вижу, ты уже составил себе твёрдое мнение о моих умственных способностях.

Я был не совсем уверен в том, что она имела в виду, но на всякий случай виновато улыбнулся. Должно быть, я ненароком обидел её.

— Так что, — протянула она, — пока я не взялась за ум, мы можем попытаться подружиться?

— Что-то в этом роде.

Она потупилась, внимательно рассматривая бутылку содовой, которую крутила в руках.

Меня опять охватило прежнее мучительное любопытство.

— О чём ты думаешь? — Наконец-то я смог задать этот вопрос вслух!

Белла подняла на меня глаза. Её дыхание участилось, а щёки начали розоветь. Я втянул в себя воздух, пробуя его на вкус.

— Пытаюсь сообразить, что же ты такое.

Каким-то невероятным усилием воли и лицевых мышц я сумел сохранить улыбку, в то время как паника накрыла меня с головой.

Ещё бы ей об этом не задумываться, она же не глупа. Нечего было и рассчитывать, что она не заметит того, что само бьёт в глаза.

— Ну и как успехи? — спросил я как можно более беспечно. Чего мне стоила эта беспечность!

— Что-то не очень, — призналась она.

Отлегло от сердца. Я ухмыльнулся: — А какие-нибудь теории имеются?

Хуже правды они всё равно не могут быть, до чего бы она ни додумалась.

Она молчала. Зато щёки вспыхнули таким ярко-алым румянцем, что казалось, воздух вокруг нагрелся от его жара.

Я попытался использовать свой самый обворожительный тон. Он обычно действовал без промаха... на нормальных людей.

— Поделись, будь добра! — обольстительно улыбнулся я.

Она покачала головой: — Не-ет, я стесняюсь.

Ух! Хуже незнания нет ничего, оно приводит меня в исступление. И с какой стати ей стесняться своих догадок? Я должен знать, о чём она думает!

— Знаешь, это по-настоящему мучительно!

Моя жалоба задела в ней какую-то струну. Глаза её сверкнули, и вдруг случилось нечто из ряда вон: она разразилась целым потоком слов:

— Нет, вообразить не могу, с чего бы это вдруг было мучительно — только потому, что кое-кто не хочет говорить о том, что думает? Даже если этот кое-кто всё время роняет двусмысленные намёки и таинственные замечания, от которых потом не спишь по ночам — всё думаешь, что бы это значило... Ну какое же это мучение? Так, пустяки!

Я хмуро покосился на неё, вдруг осознав, что она права. Я вёл с ней не совсем честную игру.

Она продолжала:

— Даже ещё интереснее: этот человек бросается из крайности в крайность, вроде того, что в один день совершенно невероятным образом спасает тебе жизнь, а на другой день обращается с тобой, как с зачумлённой, и так и не объясняет, что происходит, хотя и обещал. Какое же это мучение? Одно сплошное удовольствие!

Это была самая длинная речь, которую я когда-либо слышал от Беллы. И она открыла для меня ещё одно её новое качество, которое я добавил в свой список.

— Какие мы, однако, вспыльчивые!

— Просто не люблю двойные стандарты.

Она, конечно же, имела полное право на негодование.

Я смотрел на Беллу, не в силах сообразить, как мне исправить хотя бы половину совершённых мною ошибок, но тут меня отвлекли мысленные вопли Майка Ньютона.

Он был настолько вне себя, что я прыснул.

— Что? — вскинулась она.

— Твой парень решил, что я тебя уже достал, и теперь раздумывает, не пора ли ему разнимать нас. — Хотел бы я на это посмотреть. Смех да и только.

— Понятия не имею, о ком ты говоришь, — ледяным тоном заявила она, — но уверяю, что ты в любом случае ошибаешься.

Вот так она одним махом пренебрежительно отмежевалась от него. Не могу передать, как меня это обрадовало.

— Нет, не ошибаюсь. Большинство людей — это действительно открытая книга.

— Кроме меня, разумеется.