Полуночные поцелуи

Мои глаза резко распахиваются, мое тело сковывает ужас. На этот раз, когда я толкаю его, я вкладываю в это всю свою силу и отстраняюсь. Протест, который покидает меня, является настоятельным, наполненным отвращением, гневом и тихой тоской. Он не может этого сказать. Он не может. Это не так, как должно было случиться. Он не может.

— Нет. Нет, не смей. Не смей говорить…

Он игнорирует меня.

— Я люблю тебя.

7:48

Суббота, 3 декабря

Джеймс:

шлюхи + девственница

я понимаю, что тебе грустно и все такое, но ты должна ответить нам, или открой дверь. мы действительно волнуемся, дура

Лизи:

шлюхи + девственница

ты пугаешь нас, детка:(

Лизи:

шлюхи + девственница

ты можешь открыть дверь? пожалуйста. твои соседи устали от того, что мы стучим

Лизи:

шлюхи + девственница

тата, пожалуйста

Лизи:

шлюхи + девственница

Джеймс, я снаружи, выходи

Джеймс:

шлюхи + девственница

окей, давай выпьем кофе по дороге, тата, я уже заказал коктейль орео в приложе-нии

мамунетта:

Я собираюсь убить твоего отца

Мамунетта:

Прокомментируй, как он может вот так разбивать мне сердце?

папа Сахнун:

Твоя мать с тобой?

папа Сахнун:

Ответь на звонок

Глава 30. Вращаясь по орбите её космоса

Отис

Она задерживается на мгновение. Грета колеблется достаточно долго, чтобы мое сердце сжалось, а затем расширилось за один удар. Это понятно, ее колебания мимолетны, но я отважился проникнуть в тайное царство измерения времени, где мигания затягиваются, а взмах крыла колибри тянется бесконечно. Здесь песок стекает по песочным часам так, как будто он никогда не хочет покидать свое узкое пространство, вселяя в меня безграничную надежду, которая в конечном счете ничем хорошим не закончится.

Всю оставшуюся жизнь я буду воспроизводить этот момент, чувствовать, как внутри меня сжимается чувство беспомощности, когда я смотрю на нее. Румянец, заливающий ее щеки, влага, пропитывающая ее густые темные ресницы. Дрожь в ее челюсти, ее великолепные, припухшие губы приоткрыты, мое честное, отчаянное признание лишает ее слов.

Она явно не верит, ее тусклые, печальные глаза блестят, и только когда она поворачивается всем телом, чтобы отвернуться, я вижу тоску, желание, разбитую вдребезги привязанность — все чувства, на которые я отвечаю взаимностью. Я тянусь к ней со своего места на земле, но уже слишком поздно. Она ушла, и моя травма сделала меня неподвижным, боль достигла кульминации, настолько сильной, что я больше не могу терпеть или игнорировать ее.

Блять.

Херик не отвечает, когда я звоню, и Куинн, и Дженнер тоже. Я слышу кого-то внизу, и я уверен, что это Родни, его шаги отчетливы, гул его громкого, глубокого голоса уникален. У меня достаточно угрызений совести, чтобы не беспокоить его.

Дагер заканчивает тем, что отвечает и отводит меня к врачу нашей команды. Мы ни слова не говорим о том, что произошло сегодня. Он просто позволяет мне смотреть в окно, чтобы скрыть струйки слез, которые время от времени капают из моих глаз.

* * *

Единственная причина, по которой я все еще в здравом уме, — это то, что она не заблокировала меня.

Отис:

Вчера 13:13

Мы можем поговорить?

Я знаю, что облажался

Я обещаю, что в этот раз у меня получится лучше

Вчера 16:09

Раньше я был не в том настроение, но сейчас я здесь

Я просто хочу поговорить

Это все, чего я хочу

клянусь

Сегодня 8:29

пожалуйста

Джи ♡

Сегодня 23:46

Дай мне пространство.

Если бы только я был астронавтом.

* * *

Университет оправдывает меня. Они называют вспышку аномалией и говорят, что это было вызвано стрессом. Они рекомендуют психотерапевта, и я притворяюсь, что согласен на это, пока мы не закончим дисциплинарное слушание, после чего выбрасываю их направление в мусорное ведро. Я не собираюсь тратить время на психотерапевта из-за разовой ошибки в суждениях, когда я мог бы сосредоточиться на своей карьере.

Но и в этом я больше не уверен. Два подразумеваемых предложения от НФЛ внезапно пересматриваются. Подразумевается, что я не должен участвовать в драфте и что мое приглашение в Скаутский союз, хотя и действующее, может быть отменено. Я бы поставил все свои деньги на то, что тренер имеет ко всему этому какое-то отношение. Если не он, то освещение в средствах массовой информации наверняка доконало бы меня.

Я успешно сдаю экзамены, но это не имеет значения. Меня более или менее выгнали из команды, так что мое академическое положение больше не имеет отношения к спорту. Когда в следующий понедельник перед тренировкой я иду поговорить с тренером, Дагер перехватывает меня с выражением разочарования на лице и намекает, что мой статус игрока неопределенен. К настоящему времени, я уверен, все знают об обмене мнениями между тренером и мной.

В течение следующей недели я предпринимаю все больше попыток приблизиться к тренеру, поскольку зимние каникулы все ближе и ближе, а мое возвращение в Техас неизбежно. Во время моей последней попытки я оставляю ему записку.

На следующее утро я нахожу записку под своей дверью со словами «ИДИ НАХУЙ, СУКА», нацарапанными поперек. Это от Родни.

Я зол, но ничего не делаю. Я заслуживаю этого.

* * *