Полуночные укусы. Сборник рассказов из серии "Морганвилльские вампиры" (ЛП)

Кричать имя Оливера в полную силу ничего не дало, кроме крошечного шторма пыли из распадающегося потолка. Мирнин закрыл глаза на мгновение, а затем открыл их снова. Казалось, ничего не изменилось. Он привык к галлюцинациям, но они всегда ощущаются определенно; он научился распознавать, когда его блуждающий ум подбрасывает неправду.

Казалось, это не тот случай.

Он направился к другому разбитому окну, двигаясь очень медленно. Когда он протянул руку вперед, дом сдвинулся… и его пальцы коснулись барьера, а не открытого неба.

Это место не хотело его отпускать.

Он мог слышать это сейчас, своего рода низкий, смертельный гул значительно ниже уровня даже вампирского понимания, но он знал на инстинктивном уровне, что он что-то ему говорит… и то, что он говорит, выедает его, обнажит до костей и безумия, и он не мог этого избежать. Он был здесь уязвим. Он почувствовал это даже снаружи, но он думал, что это было только его беспокойство по поводу нахождения вдали от безопасной земли Морганвилля, но это было что-то большее.

Это место было живым.

— Ты что-то хочешь, — прошептал он.

Оливер и его пленник наверняка ушли. Оливер, будучи Оливером, решил бы, что принести его трофей Амелии будет иметь приоритет над любой спасательной операцией — и если честно, пленник слишком опасен, чтобы оставить его на произвол судьбы.

Он вернется за мной, сказал себе Мирнин, чтобы остановить растущую волну паники. Или отправит помощь. Я только должен сохранять спокойствие и найти способ спасти себя.

Ну что, это казалось простым.

Он поискал в карманах и нашел сотовый телефон, который Клэр всегда наставала брать с собой; это была самая простая модель с несколькими номерами и выбором позвонить, прервать и экстренный возов. Он решил, что это оправданный экстренный вызов, и нажал эту кнопку.

Тишина.

Он проверил небольшой светящийся экран. Он гласил, что не было сигнала. Я знал, что эти вещи бесполезны, подумал он и бросил его на пол, закрутив, как компас, указывающий в сторону безумия.

Когда он снова поднял голову, в середине комнаты был обеденный стол. Он был совершенно неуместным, потому что выглядел новым, блестящим, без единого пятнышка. Вокруг него стояли шесть стульев.

Он оглянулся в сторону разрушенной кухни и обнаружил, что она чистая и аккуратная, словно дом решил вернуться в прошлое. Призраков нет. Это должно быть плюсом. Но так не кажется.

Теперь на столе была книга — альбом с фотографиями, сделанный из старого зеленого бархата с причудливыми целлулоидными уголками. На нем старинным металлом написано "Наша Семья".

Было не много вариантов, и бессмысленно пытаться найти другой выход. Он должен был следовать пути, который это место выбрало для него, по крайней мере сейчас. Дом хотел сказать ему что-то.

Он был готов слушать.

Мирнин сел на стул перед альбомом и протянул руку, чтобы открыть защелку. На левой стороне обложки было место для имени, и написано выцветшей медной гравировкой Семья Вексенов (прим. пер. здесь и далее говорящие имена. Vexen — раздраженный, злой).

Вексен. Дурное имя.

Справа одна большая фотография — или вернее ферротипия — худого крепкого старика в плохо сидящем формальном костюме девятнадцатого века с цилиндром. Он стоял в том, какой в лучшие дни была эта ферма, с женой с худым лицом в лучшей воскресной шляпке и траурном черном платье. Группа детей сидела у их ног.

Но что-то в этом фото поразило его, и он знал, что это было: живые дети, но один в середине мертв, подпираемый сестрами с каждой стороны, чтобы дать мальчику ложную видимость жизни. Ложь для его пустого взгляда и заваливающейся головы.

Траурная фотография. Викторианская традиция, когда для каждого человека могло быть только одно изображение, и способ увековечить умерших, прежде чем будет слишком поздно. В современных глазах это было ужасно болезненно, но для этой семьи, в то время, было драгоценной вещью, чтобы увековечить любимого человека.

Он старался ничего не читать в альбоме.

Следующие две страницы приводили вырезки из старых, пожелтевших газетных статей в комплекте с не очень мастерски нарисованной иллюстрацией самого фермерского дома, в котором он теперь стоял. Это было, понял он, ближе ко времени основания Морганвилля и задолго до того, как он стал достаточно здравомыслящим, чтобы выходить за пределы стен своей новой лаборатории. Газета была давно почившим Глашатаем Морганвилля и подробно описывала убийство в доме Вексенов. Микайя Вексен, его жены, Вертью (прим. пер. добродетель), его брата, Аргуса (бдительный страж) и его детей, Труф (обещание, верность) и Верили (истина), все были убиты. Исчезла из дома средняя дочь, Клеменси (милосердие). Ужасная сцена была обнаружена днями позже проезжающим мимо ковбоем, который остановился попоить лошадь. Был вовлечен шериф Морганвилля того времени. Согласно второй статье не было сделано никаких арестов.