Овер-сюр-Уаз. Воскресенье, шестое мая.
Рано. Через полтора часа едем на вокзал. Я проснулась первой.
Вчера, посетив могилы, мы остановились у церкви и у ратуши. Потом вернулись и поели купленного в магазине овощного супа с хрустящим хлебом и маслом «Beurre de Bresse». На десерт у нас были одна сигарета на двоих и чайник чая шоколадный ройбос, который мы пили на улице среди цветов. (Кролики в фиалках!) Я надела свитер Лу и захватила еще и одеяло. На Лу были лиловые нейлоновые шорты и серая фуфайка с поднятым капюшоном. Я обожаю, как он одевается. Вот так натянуть капюшон – это у него любимое… только нос торчит и волосы.
(Надо заметить: я плачу некрасиво, а вот Лу – красиво. Он со мной не согласен, говорит, все наоборот.)
Пока шли обратно, мы в основном молчали. Оба очень устали. Я бы ни за что не смогла так долго путешествовать с человеком, с которым не было бы так легко молчать.
Я волнуюсь перед разговором
разговариваю с Киллианом завтра вечером.Мои занятия в музее начнутся только на следующей неделе, а пока буду заниматься только украшениями и возобновлю работу магазина. Дел у меня будет много… У Лу тоже. У него две смены в баре, а в конце недели запланирован концерт «Анчоуса». Может, Агат сходит со мной?
Я соскучилась по Парижу, но буду скучать и по вот этим поездкам.
В это утро, когда Лу спит рядом, я хочу официально заявить, что ничего не знаю. Он голый, и простыня прикрывает лишь половину его маленькой двадцатипятилетней задницы-персика.
→ Прошу пощады!! ← (Пощада можно перевести на французский как pitiе́… то же по-английски значит жалость…)
ПАМЯТКА: сказать Агат, что я его укусила.
Мы просто дурачились, валяли дурака в постели, потому что нас обоих утомили слезы на кладбище, а он был уже голый, потому что обожает
быть голым. Моя голова все равно была уже рядом, так что я взяла и куснула его за ягодицу. А он говорит: «Ты что, укусила меня за попу?» А я говорю, что да. А он говорит: «Можно и я тебя укушу?» Я говорю, что да. Он перевернул меня, отодвинул трусики и нежно куснул меня за попу. Окно было открыто, воздух прохладный. Мы вместе забрались под белоснежные простыни.Потом мы открыли окно настежь и курили одну сигарету на двоих, и я сказала ему, как мне нравятся волосы у него под мышкой, а сама гладила их – они такие мягкие. Он сказал, что я напоминаю ему Марпрессу Дон, и это был один из самых больших его комплиментов, потому что я ужасно ее люблю и восхищаюсь ее красотой. (Мы не похожи, но я постояла у ее могилы на кладбище Пер-Лашез.) Потом он сказал, что я напоминаю еще и Джейн Биркин на том фото, где она курит с обнаженной грудью. На нее я тоже не похожа, но! Я поинтересовалась у него, не пытается ли он ОПЯТЬ, сравнивая меня с легендарными женщинами, которые любят/любили Париж, просто затащить меня в койку…
Когда я нахожусь с Лу в спальне, я вспоминаю фильм «А́ bout de souffle»
[138], момент, когда Мишель и Патриция просто говорят, и говорят, и говорят у нее в квартире. Только вдвоем, скрывшись от внешнего мира. Это одна из моих любимых сцен во всем кино… полоски и сигареты… искусство… открытые окна. «А́ bout de souffle» означает «на последнем издыхании» – так я себя чувствую временами → на последнем издыхании.А иногда → как будто я вынырнула из глубин вдохнуть воздуха огромными глотками
.
В Амстердаме Лу спросил у моего папы, можно ли ему записать их разговоры об искусстве и о музыке, и папа с удовольствием согласился. Лу впервые проигрывал мне фрагменты этих разговоров.
Еще он вчера записал на мобильник нас двоих, как он сказал, «просто так». Мы много смеялись, обсуждая нашу поездку и нашу взаимную ненасытность друг другом. Он попросил меня сказать что-нибудь, только сказать откровенно, не фильтруя, и я сказала: «Я Винсент, сейчас в Овер-сюр-Уаз два часа ночи, воскресенье, шестое мая. Мои Лу-оргазмы по-прежнему прекрасны и изысканны».
Когда очередь дошла до него, он сказал что-то на французском – я не поняла, а закончил так: «Я Лу и очень серьезно, хоть и с наслаждением, отношусь к своей роли в этом оргазмическом спектакле. Но даже не беря в расчет этого восхитительного совершенства, именно здесь я желаю быть… и больше, черт возьми, нигде
».
