Полураскрытая роза

Киллиан приподнимает платье до колена, касается ее кожи.

– Ты действительно хочешь, чтобы я поверила, будто у тебя не было секса… целый год? – спрашивает она.

– Беру в свидетели свою правую руку, – поднимая ее, говорит Киллиан. – То есть это из-за частой мастурбации.

Винсент смеется, он тоже.

– Ага… я поняла. Можно было не объяснять, но спасибо.

– Ты действительно хочешь, чтобы я поверил, будто и у тебя не было секса… целый год? – спрашивает он. – Винсент, с которой я знаком… жила бы уже в страданиях.

– Киллиан, мне нечего тебе рассказать, хотя моя подруга Агат все-таки подарила мне на день рождения вибратор.

Она думает о том, что он остался у нее в ящике там, в квартире. Представляет себе, что Лу находит его. Думает о том, когда Лу внутри, о его губах, о них двоих – ласкающихся, и целующихся, и дышащих, и спящих и… и…

Киллиан, мне нечего тебе рассказать. По крайней мере, пока нечего.

– Вибратор? Интересно, – говорит он.

– Представляешь?

– Вообще-то, я бы хотел узнать об этом подробнее, – наклоняясь к ней и целуя ее в губы, говорит Киллиан.

– Можешь спать в кровати, но секса у нас не будет. Сегодня не будет. Над этим придется еще поработать. Только поцелуи. Договорились? Можешь идти и мастурбировать в ванной, пока я сплю, или что там еще, – смеясь, говорит она.

– Непременно. Договорились, – беря в ладони ее лицо, соглашается он.

В Париже девять утра, и Винсент садится на стойку в ванной и пишет сообщения Лу – ведь поцелуи с Киллианом не означают, что она не скучает по Лу. И что она не любит Лу. А что они означают, она не знает.

Здесь ночь.

Я зациклена на разнице

во времени, только так мне

удается за этим уследить.

В Нью-Йорке все

нормально. Правда-правда!

Но далеко не так,

как в Париже. Xo

Она пишет дальше, рассказывая, что свадьба прошла хорошо, и посылает фото, которое сделала Моне: она, Олив и Колм у церкви. Потом просто сидит и рассматривает две фотографии на мобильнике: на одной Лу среди бликов свечи на Лазурном берегу, а на другой – они вдвоем в поезде, по дороге из Овер-сюр-Уаза в Париж. На ней Винсент смотрит в камеру, а Лу смотрит на Винсент.

Ах да, красавица!

Париж без тебя не тот.

Я отправляюсь на завтрак

с Лизетт и Эмилиано. Они

теперь вместе.

Я все тебе расскажу.

Может, если будет время,

позвонишь мне на неделе?

Умираю, хочу услышать

твой голос, Сент-Винсент. X

А позднее она посылает ему фото своей груди в полумраке ванной, отрезав лицо.

ВИН. СЕНТ.

Этого я никогда не удалю.

МНЕ. КОНЕЦ.

МИР. ПРАХУ. МОЕМУ

Ты идеальна.

А ты точно все еще

настоящая?

Je promets[159].

Утром в воскресенье в ресторане отеля большой завтрак – прощание с Колмом и Николь, улетающими на самолете. Зал забит родными Винсент, родными Николь, друзьями Колма и Николь. Винсент садится за стол с Рамоной и Питером, так как среди всей этой суеты у нее почти не было времени поговорить с лучшей подругой, а, исходя из того, сколько всего она ей не рассказывает, ей кажется, что виделись они в последний раз не на Рождество, а несколько лет назад.

Киллиан за большим столом вместе с ними. Он уже принялся за вторую чашку кофе, они с Питером обсуждают серию игр «Subway series» между Янкис и Метс. Рамона спрашивает, все ли с Винсент в порядке.

– Да, конечно. То есть… понятия не имею, кто я и где я, но все нормально, – улыбаясь, говорит Винсент и доедает свой тост. Рамона смотрит на нее многозначительно.

– Когда придет время, ты все выложишь? Потому что я тебя достаточно хорошо знаю, чтобы понять: у тебя не все в порядке. Давай, Винни. Тебе думать, что я не поняла, было бы для меня оскорбительно. Даже задело бы мои чувства, – мягко говорит Рамона. Она сидит спиной к мужу – он и Киллиан, когда собираются вместе, очень шумят, так что, если бы Винсент с Рамоной обернулись инопланетянами и стартовали от Земли, их мужьям, наверное, понадобилось бы хотя бы несколько минут, чтобы это заметить.

– Прости. И да, да. Конечно, я все тебе расскажу! Ты же знаешь. А пока просто знай, что вчера мы спали в одной постели. Так что прогресс… или вроде того? – добавляет Винсент. Она точно не знает, зачем все это говорит, но вникать в это сейчас было бы слишком. Пока это неважно! С остальным она разберется в Париже. Гладкий камешек ее тайн приносит успокоение, даже среди хаоса.

– И? – спрашивает Рамона.

Винсент слышит смех Моне у себя за спиной и оборачивается: Тео и Моне хохочут вместе с папой. За соседним с ними столиком Олив разговаривает с Николь. Колм сидит там же, уткнулся в мобильник.

– Я почувствовала: что-то сдвинулось, – говорит она.