Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Никита напялил очки офицера, и снова мир перед им предстал в зеленом цвете, веселым и безобидным.

— Войдите! — капитан толкнул дверь, и в кабинет вошли три женщины.

Вошли и остановились, испуганно глядя на высокого молодого человека в кожаном пальто.

«Очная ставка», — вспомнил Никита и растерянно улыбнулся.

— Гражданка Сипатова, узнаете?! — рявкнул капитан, обращаясь к женщинам.

— Это он… — пролепетала в страхе одна низенькая и сняла с головы платок. — Он, бандюган.

— Минуту, — вмешался Тихомиров. — Вы что, Сипатова, видели маньяка собственными глазами? Где, когда?

Женщина заплакала.

— Дочь в больнице рассказала… подробно… а потом умерла. Это он!

— Гражданка Иванова! Смотреть внимательно!

Женщина в пуховике и в берете словно очнулась и затрясла зеленым лицом.

— Я… я… я возле нашего подъезда его видела… потом в роще из автобуса… Быстро шел, один. Может, как раз и убил мою Таню.

— Но позвольте, — не унимался Тихомиров, машинально подмигивая. — Что вы, Иванова, запомнили? Высокий? В темных очках?

— Да, да.

— Но ведь сейчас вся молодежь высокая… в темных очках…

— И все они бандиты! — резко заявила третья женщина, сухолицая, в очках. — Я лично верю фотороботу. Его же по рассказам народа делают?

— Так точно, гражданка Гоц, — процедил капитан.

— Копия! — заключила Гоц, отдав честь, как военная, и сделала шаг вперед. — Я бы тебя задушила, негодяй, да рук не хочу марать. Сними очки, в глаза тебе хочу посмотреть.

Никита трясущимися руками снял очки и выронил — они упали, и одно зеленое очко вылетело и закрутилось по полу.

— Видите! — взъярился капитан. — Он нарочно! Подними, ты, сучара!..

Никита молча поднял очки и попытался вставить зеленую линзу на место, но ободок треснул, и линза выпадала.

— Но ведь эти очки ваши, не его! — мягко сказал Тихомиров. — Он купит вам очки. А вот сам-то он очки темные не носит, я проверил.

— Он, может, на людях и не носит!.. — зашипел злобно капитан. — А на вечернюю работу носит!

Женщины закивали, отступая к двери.

— Момент! Распишитесь! — Капитан кивнул в сторону девицы за пишущей машинкой. — Всё, свободны. Пригласят на суд — обязательно быть.

Преступник должен сидеть в тюрьме. Что говорил Жеглов? Давайте ваши повестки!

— Жаль, что отменили высшую меру, — пробормотала гражданка Гоц, и женщины наконец покинули кабинет.

— Ты почему мне мешаешь?! — заорал капитан на Тихомирова. — Шибко умный? Ну я тоже знаю, знаю, что у него с бабой случилось! Мне доложили! А тебе не кажется: она потому и ушла, что почувствовала… испугалась… бабы чуют кровь… я читал! Это, брат, такая аппаратура, баба! Верно, Наташа?

Девица улыбнулась ему и выскользнула из кабинета.

— А он решил использовать, что жена ушла. Он переиграл тебя, Вася! А дезу насчет депутата запустил — тоже, чтобы… — И капитан повернулся к Никите. И улыбнулся страшноватой улыбкой. — Ты нам всё расскажешь!

У Никиты потемнело в глазах. «Но разве я не этого хотел?»

И он кивнул.

13

— Всё познается в сравнении, — хихикал дядя Леха Деев, карябая бороду пальцами в краске разного цвета. — Вот был я однажды на даче у одного лауреата… на огороде у него работяги складывали из кирпича забор… а обломки штакетника валяются… Мы выпили, ходим босиком по горячей земле… я бац — наступил на гвоздь, торчал, подлец, из доски… вошел в мякоть, между мизинцем и безымянным, длинный такой, ржавый…

Ну, выдернул я ногу, облили мы дырку водкой, потом прижгли йодом… и я подумал: а ведь могло быть хуже… в пятку, например… случилось бы нагноение, а, Никита?.. И стало мне весело. С тех пор любую неприятность давлю, как кирпичом, такою мыслью: а если бы… придумаю что-нибудь пострашнее и веселюсь. Почему мне и в лагере не было страшно. Вот если бы у меня кто-нибудь Зинку отнял… а она у меня там рядом была. Я же тебе рассказывал про ее золотую косу. Так чего мне бояться? А у твоей есть золотая коса? — и, запнувшись, великодушно добавил: — Будет! Надо будет — и отрастит, и спасет. Женская любовь, брат, творит чудеса… Если она любила меня, значит, я чего-то стоил.

Посмотри!

Он доставал из стола который уж раз фотокарточку своей жены. Милое, бледное личико девчонки. Одна бровь приподнята, словно сейчас о чем-то спросит и рассмеется…

Алексей Иванович, поглаживая глянец фотоснимка, говорил негромко, ласковым голоском.

— Ничего не повторить… каждый человек — штучное изделие… Вот за твоей более чем спокойной внешностью наверняка что-то замечательное таится. Талант. Может, гений! За что я тебя и полюбил. Выделил среди суетящихся и блеющих. Но ты сам-то хоть иногда улыбаешься?

Никита смущенно молчал.

— У вас, у программистов, наверное, свой юмор. Скажи какую-нибудь хохму.

Никита пожал плечами.

— Так, глупости. Разговаривают мужчина с женщиной. Она говорит: срочно перезагрузись. Он отвечает: дай отдышаться.

«Перезагрузиться» — это выключить и заново включить компьютер. А имеется в виду…

— А что не смеешься?! Нет, ты умный, умный… ты на Байрона похож… только не хромаешь… Но это дело наживное! — Обняв Никиту за плечи, он хмыкал, кхекал, словно в горло ему соринка попала.