Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Выяснилось: когда начальство ВЦ решило отдать бывшую комнату Деева секретарше, все холсты перевезли в подвал ВЦ. Три особо яркие картины (где смеются: на одной — дети, на другой — молодежь, на третьей — старики) повесил у себя в кабинете сам Олег Сергеевич Катаев. Так сказать, приватизировал собственность бывшего сотрудника.

— А дверь? — кричал в трубку Никита. — Дверь? Я же тебе писал!

Витя Хоботов рассмеялся.

— А дверь давно у старика. Мы поставили секретутке новую, евродверь, можешь выглянуть, посмотреть, а ту отвезли старику. Правда, пришлось Юрке Пинтюхову белый слой смывать. Эта дура, видишь, Зинку закрасила.

— Ну и ну! — Никита прекрасно помнил дивный портрет во всю дверь.

Стало быть, картина не пропала. Как мадонна из кучевых облаков, явилась к старику Шехеру юная прекрасная его дочь, в белом одеянии, обвитая до пят пышной золотистой косой, осыпанная цветами и звездами. — Ну и как принял ее дед?

— Он совсем ослеп. Но когда мы объяснили, он зарыдал: «Я понял, почему Лешка нарисовал ее на двери. Вот помирать буду — постучусь… а она услышит, откроет, примет меня в небесах… Она ангел там, я знаю!»

Никита запер квартиру, выбежал на улицу, на солнце и воздух.

Только-только пробило двенадцать — с караульной горы гавкнула пушка.

В киоске купил толстую местную газету «Бирюльки», где печатаются всякие новости и предложения, в том числе «Сдается квартира». И выбрал адрес однокомнатного жилья в самом центре. Немедленно, немедленно обзавестись своей норой.

Сразу поехал смотреть. Квартирка оказалась замечательная, с холодильником и телефоном, и аренда не очень дорогая, лишь одно омрачает душу: дом буквально через дорогу от тюрьмы, из которой только что вышел Никита. Да что поделаешь!

Две седые, но еще краснощекие, очень похожие друг на дружку женщины (видимо, сестры), внимательно осмотрев молодого человека, согласились сдать ему жилье на год. Наверное, у них есть для обитания и другая квартира.

— Вы где прописаны?

— Я выпишусь попозже. Но жить в гостинке надоело.

— Все равно дайте паспорт… — сестра постарше смутилась. — Мы же должны…

— Конечно, проверьте! Хоть в Интернете, хоть в милиции! — рассмеялся Никита, хотя что-то неприятно кольнуло его. Если старушки обратятся в УВД, уж, наверное, бравые пинкертоны не напугают их. Отдав паспорт, заплатив за месяц вперед (за больший срок хозяйки денег пока не взяли) и получив ключи, Никита вышел на улицу.

Может быть, сразу же поискать работу? Нет, потом! Да и друзья вечером подскажут варианты… Просто хочется побегать по городу, насладиться красотой летних деревьев, красотой девичьих лиц…

Машинально забрел в «Мир книги». Здесь после яркой улицы темно и прохладно. Красивые юные дамы покупают альбомы с живописью…

Рембрандт, Сомов, Петров-Водкин… Жаль, не нашелся спонсор, не успели издать альбом Деева… вы бы все ахнули! А у Никиты скоро на столе засияет карандашный рисунок, приклеенный к картонке, чтобы не изгибался (единственный подарок художника): хохочущий старик, очень похожий на самого Алексея Ивановича… лысый, с бородищей, отнесенной ветром в сторону, рот разинут, видно два-три зуба… это один из этюдов к его последней картине «Старый анекдот».

Кстати, надо будет, хоть расшибись, через Союз художников отобрать, высудить для города все работы Алексея Ивановича. Светлана поможет как адвокат. Сфотографировать на цифровую аппаратуру три главные картины, которые висят в кабинете Катаева. И затем смыть верхний слой красок, потому что под ним — потрясающие сюжеты: «Голгофа», «Моление о чаше» и «Истина». Об этом знает только Никита.

Он сделает это, сделает!

И ведь как получается — в двухслойности картин Деева и сокрыта, может быть, трагическая подоснова мира. А люди — пусть радуются веселью сюжетов.

Он надел темные очки и собирался уже выйти из магазина, как его на проходе к кассе ткнула нечаянно локтем высоченная девица в очках.

— Простите!.. — Эти рослые девицы такие неуклюжие.

— Да мне даже приятно, — улыбнулся Никита, оглядывая ее.

А она вдруг отшатнулась — отступила… что это? Вспомнила печатавшиеся портреты Никиты, или ему просто померещилось? Кажется, померещилось.

Девушка, ответно улыбнувшись ему, оплачивает том «Полостные операции». Будущий медик? Или уже сейчас хирург?

А у Никиты отец — знаменитый хирург. А мать — замечательная учительница в школе, из-под ее руки вышли в мир четыре академика, сотня докторов наук, два олигарха и один настоящий поэт, ныне преподает в университете в Вашингтоне…

— Сколько стоит томик Лермонтова? Спасибо. — Никита купил книгу любимого дядей Лехой поэта и выступил на яркий свет улицы. Он заполонит свою квартирку книгами. Если прежде на его полках теснились только технические тома: «Matlab 5», «Язык СИ», «Mathcad 6.0» и пр., и пр., то ныне встанут творения лучших мудрецов мира, в том числе и те, которые для него забрал у соседки Виктор Хоботов… помнится, там и про загадки перспективы в живописи (автор — физик академик Раушенбах!), и размышления «Вселенная и разум» профессора С. Шкловского, и мемуары художника Коровина, и «Психология толпы» некоего Венцера…