Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Постой, паровоз, не стучите, колеса…
Кондуктор, нажми на тормоза…
Я к маменьке рудной с последним поклоном
Решился показаться на глаза…

Наверное, от мамы письмо лежит на Главпочтамте, до востребования — Никита уверил ее в письмах своих, что вот-вот выйдет на свободу и писать лучше туда.

Какие белые, ослепительные облака! А за ними синее небо, а за синевой, рожденной игрой солнечного света, если подняться всего лишь на сотню километров, — черный-черный космос. Не с кем поговорить.

Поговорить бы сейчас с дядей Лехой, да нету его… бывший зэк, художник, философ упокоился под сваренным из стальных прутьев крестом на кладбище в двадцати километрах от города…

Крест сваривал Юра, правда, оплел его зачем-то проводом и свесил компьютерную «мышку». Наверно, пьян был… дескать, кто захочет, тот на связь с дядей Лехой выйдет…

Я пилку достану с товарищем верным,
Железную решетку распилю…

И пусть луна светит своим холодным светом, меня не поймают, я уйду…

От Никиты, плохо выбритого, от его истасканного, не по погоде вынутого на свет божий кожаного пальто, наверное, плохо пахло — он заметил, как, проходя мимо, демонстративно отшатнулись две симпатичные школьницы.

Встал, купил в киоске дешевые солнцезащитные очки (от сотни рублей остались семь рублей), надел — и снова заметил, как его настороженно обходят люди. Да что же это такое? Все еще помнят про маньяка в очках? Ах, идите, мои дорогие, своей дорогой. Мне не до вас.

Может быть, все-таки разыскать Марину: как ни суди — родной человек, посидеть, потолковать? О чем? Да ведь не о чем.

— Изыди! — смешно кричал Алексей Иванович Деев, выгоняя свернутой в трубку газеткой залетевшую в окно осу, стараясь не повредить золотистые крылья непрошеной гостье…

И Светлана Анатольевна не пришла к СИЗО. И ясно почему: работа закончилась. Никита на свободе, задача адвоката выполнена. «Но я бы ей цветы купил, вечером хорошего вина бы выпили».

Он прибрел на главпочтамт. Но увы, в отделе «до востребования» ни одного письма из Иркутска не оказалось. Неужто отец или мать захворали? Или не верят, не верят ему? А вот коротенькое послание от адвоката Светланы Анатольевны как раз и дожидается Никиту.

«Никита, здравствуйте! Поздравляю вас с окончанием этой ужасной истории, — пишет она. — У меня все нормально, веду два дела, одно тяжелое — убийство с отягчающими… пьянство — страшный порок…

Простите, к вам в день выхода на волю не приду, чтобы вы скорее, без меня, адаптировались к жизни. Я бы вам напоминала… да и, сказать правду, меня всегда пугают добрые отношения с подзащитными… а потом происходит разочарование… У меня такое уже было, больше я такого не хотела бы… Я уверена: вы встретите хорошую подругу, вы по сути своей добрый и даже наивный человек. Вы просто обязаны встретить хорошую девочку. Только не сразу всё до конца рассказывайте о себе. Мы, люди, живем в мире агрессии слухов и чужих оценок. Доверие возникает не сразу. Удачи! Прощайте! С. А.»

Что ж.

Немедленно позвонить в Иркутск. Никита зашел в зал междугородной связи и вспомнил: денег-то всего ничего. Постой, у него в полах пальто всегда звякает металлическая мелочь, провалившись вниз через дырку кармана. Сунул руку до плеча, сгреб всё, что нашлось, купил карточку и принялся звонить. Набирал раза три домашний телефон родителей. Длинные гудки.

Хорошо, вечером. Идем дальше. Как сжигает неисправный самолет керосин, прежде чем приземлиться, так и Никита должен сегодня сжечь время до вечера. Он вышел и постоял возле главного городского фонтана, вместе с детворой и птицами дыша мелкими брызгами. Но почему он столь бездарно тратит время?! Если даже Хоботовых нет дома, Никита помнит, где они прячут ключ.

Метнулся в автобус, вот и пятый этаж, вот и дверь Хоботовых, вот и длинный ключ под половичком. А вот и второй плоский ключ за дверью перед второй дверью высоко на гвоздике справа! Оглядываясь, как вор (все-таки неловко, если увидят чужого человека, исхудалого, в щетине), проник наконец в квартиру.

И увидел на столе записку: «ПРИВОДИ СЕБЯ В ПОРЯДОК!» Спасибо, родные! Здесь же его чистая одежда, пролежавшая у друзей почти полгода: стопочкой майка, трусы, рубашка, выглаженные Лидой льняные брюки, и на спинке стула — светлый летний пиджак. И деньги Никиты в почтовом конверте. И бритва «Braun»…

Как приятно стать чистым! Через полчаса Никита уже сидел, румяный, косясь на зеркало Хоботовых и звонил по их сотовому телефону, оставленному здесь:

— Виктор! Новости!

Выяснилось: большой компьютер, книги и диванчик в гараже. Стулья можно будет забрать у лаборанта, которого поселили в комнату Никиты.

Да черт с ними!

— Что с картинами Алексея Ивановича?