Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— И, кстати, кто постановление-то подписал? Сам прокурор области господин Матвеев? Или господин Чижиков?

— Какое это имеет значение? Сядьте!

Алексей Александрович опустился было на стул возле своего компьютера, но Кутяев молча указал ему на другое место — у окна. И Алексей Александрович пересел в окну.

Словно во сне, он видел, как трое сотрудников серьезной организации ходят по лаборатории, заглядывают в бачки, культиваторы, трогают чашки Петри. Сероглазый Никитин облился и, морщась, отставил посуду с вонючей гадостью, пахнущей сероводородом. Третий сотрудник сел к столу профессора и от руки писал протокол обыска, а лейтенант Кутяев приступил к «чёсу» самого стола.

Он доставал из ящичков исписанные блокноты, конверты с письмами, дискеты и складывал в кейс. Забрал зеленую тетрадку. Левушкин-Александров поднялся, хотел запротестовать, но махнул рукой. Содержание он помнил наизусть… Да и что они там поймут?

Кутяев включил компьютер и, вынув из кейса «ЗИП», подключил его и стал перекачивать информацию. Параллельно листал книжки, попадавшиеся на глаза, — Тимирязева, Ду Фу… Вскинув круглые брови, стихи также приложил к изъятым документам, а третий сотрудник строчил и строчил, перечисляя все, что отныне приобщено к делу.

Никитин вернулся от биостенда и что-то шепнул руководителю.

Тот мрачно взглянул на Артема Живило:

— Где ваше рабочее место?

— Везде, — отвечал Артем. — А что?

— Откройте вон тот цилиндр. — Он показал на высокий автоклав.

— Нельзя. Там стерилизуется аппаратура.

— Откройте! — приказал Кутяев.

Артем усмехнулся:

— Сегодня же даю телеграмму генералу Патрушеву, что его сотрудники безграмотны и не жалеют народных денег. — И вдруг, сделав лицо идиота, ощерив зубы, шепнул: — Там биологическая мина, микробы. Не советую.

Не сказать, чтобы Кутяев вздрогнул, но личико его стало чуть бледней. Он понимал, что научный работник дерзит, и не знал, отступить ему или переть до конца. Но его выручил Алексей Александрович:

— Господин Кутяев…

— Лейтенант Кутяев! — огрызнулся сотрудник ФСБ.

— Лейтенант Кутяев, в компьютере вся информация по нашим разработкам. Я вижу, вы небрежно работаете «мышкой», пожалуйста, не сотрите. При всем вашем уме вам не восстановить. — И кивнул пишущему сотруднику: Зафиксируйте мой протест. Ваш старший работает грубо.

Это продолжалось часа два.

Когда выяснилось, что «ЗИП» переполнен, Кутяев приказал Никитину забрать «жесткий диск» из процессора, что и было сделано при помощи срочно найденной отвертки.

— Подпишите протокол обыска, — сказал Кутяев вахтерам.

Старик и старуха повиновались.

— Теперь вы. — Это касалось уже Левушкина-Александрова.

— Что? — Он поднялся. — Конечно, нет.

— Как это нет? — Кутяев, чернея лицом, потряс тремя листками бумаги. Здесь перечислено то, что мы взяли. Все будет возвращено в свой срок… если, конечно, так решит следствие.

Алексей Александрович, поражаясь своему спокойствию, подмигнул ему:

— Берите уж всю лабораторию. Без данных в компьютере она ничего не значит. Вон стеклянные трубки, там булькает спирт…

— Нас алкоголь не интересует.

— И наркотики не интересуют? Подбросьте уж грамм… Будет основа для настоящего ареста.

Лейтенант разозлился не на шутку. Глядя в глаза профессору, он прошипел:

— Вы тут перед своими-то не особенно! Они еще не поняли. Основание для ареста — ваша шпионская деятельность. С сегодняшнего дня мера пресечения вы арестованы, Алексей Александрович.

Кто-то из коллег профессора за фанерными перегородками взвизгнул, но смеха не получилось. Опоздавшая тетя Тося с ведром и шваброй прошла в кабинет шефа, встала посередине и кивнула чужим: мол, ну-ка отсюда.

— Женщина, не мешайте! — пробормотал лейтенант и показал арестованному на выход.

И Левушкин-Александров побрел из сумерек лаборатории на яркий свет летнего дня, в черный мир своего будущего. В конце концов судьба. Наверное, он окончательно стал фаталистом. Если он нужен современной науке, этот бред быстро кончится. Если нет, что ж…

Снова он ехал с бравыми парнями, только на этот раз не в легковой машине, а в черной колымаге с решеткой на окне — в так называемом автозаке. Говорят, бывает даже без окон. Рядом — справа и слева — конвой с карабинами, угрюмые лица. И слышно, как у водителя в кабине звучит старинный вальс «Амурские волны».

Покидая лабораторию, Алексей Александрович успел сказать Артему Живило:

— Поставьте в известность моего адвоката… — У него не было, конечно, никакого адвоката, однако он надеялся, что коллеги поймут его намек и договорятся с кем-нибудь из более или менее достойных представителей этой лукавой профессии.

Брониславе они позвонить сообразят. Но ведь и мать сразу узнает, что ее сына арестовали. Бедная! Хорошо, что он не увидит этого…

И вдруг, заметив в зарешеченном окошке Николаевскую церковь и рынок, он с ужасом догадался, что его пока что везут не в центр, в ИВС или СИЗО, а на окраину города — к его дому. Значит, и там сейчас будут производить обыск.