Читаем Полусвет. Страшный смешной роман полностью

– Впервые сижу в компании космополитичных русских. Объясните, почему вы все такие правые? – спросил Хельмут.

– Мы при совке пожили, знаем цену вашим инфантильным утопиям! – выпалил Миша. – Ваши байки про климат отдают поворотом сибирских рек…

– Поворот рек? – опешил Хельмут.

– Ну, вы же гоните ветряную энергию с севера на юг, в Баварию. Это метафора, Хельмут, не зацикливайся, – бросила Маруся.

– Нам смешно слышать про социализм с человеческим лицом, где вы видели то лицо? Хоть один пример приведи, Хельмут! – кипятился Наумов.

– Евреев в совке чморили по пятому пункту, они знали, что за защитой бежать некуда, и не ныли. А у вас ноет каждый второй. Тех не тронь, об этих не заикнись, мусульмане, климактерические активистки – святые коровы… – вторил ему Самойлов.

– Если бы Меркель сегодня сказала то, что говорила десять лет назад, ее бы тоже назвали правой экстремисткой, – не удержался и Глеб.

– А еще квиры угнетенные, – вспомнил Миша.

– Вы не любите геев? – ужаснулся Хельмут.


Хельмут не понимает, они вовсе не против геев, а против пидоров, которые пытаются всех гнуть под себя. А под них мир сам прогибается! Они в Берлине посмотрели все лучшее – от Чек-пойнт Чарли до моста шпионов Глинике и остатков стены с граффити – East Side Gallery. Главное – без фанатизма, это ж только туристы до обморока осматривают достопримечательности. Им не менее важно посидеть с такими же своими, поесть, накатить хорошего вина. У них свобода, деньги, паспорта на все случаи жизни, они живут на полную катушку в ладу с собой и с миром.


Поленова подсела к Марусе: есть разговор по недвижимости, Маруся ведь дока в этом. Нет-нет, это не о доме Глеба…


На следующий день после позора дня рождения, отмокнув в спа, Наташа с трепетом встретила своего любимого. Любимый в тот вечер ни о чем не говорил, складывая в голове пазл. Главное, не торопиться и не поминать день рождения.


– Дурачок Самойлов болтанул, что есть одно берлинское поместье на продажу, цена вопроса – сорок миллионов, – за завтраком сказал любимый. – У меня обширная клиентура, я в Лондоне ко всем вхож, но не хватает информации. У тебя же подруга в Берлине живет, как ее… Мы в Тель-Авиве в ресторане с ней сидели.

– Маруся Жукова?

– Она ведь девелопер или что-то вроде этого? Собери через нее информацию о поместье. Тут комиссия на миллион, если не больше.


Хоть чем-то помочь Игорю, хоть как-то загладить тот позор. В кофейне Einstein – рядом с Gendarmenmarkt – в Наташином рассказе всплыли собственный причал, бассейн, корт и антиквариат. Ясен пень: речь о доме Эльзы. Непонятно только, кто все-таки разводящий, Наташкин хахаль или Марков, которого притащил Глеб. И где тут сам Глеб, с которым поссориться никак нельзя. Нечего плодить сущности без надобности. Поместье есть? Есть. Хельмут просил пошуровать среди русских олигархов? Просил. Получит Хельмут с этого что-то или нет, раз тут интересанты плодятся на глазах? Так, Эльза и без интересантов может Хельмута кинуть.


– Знаю я этот дом, и данные есть, – экономно выразилась Маруся.

– У Игоря есть серьезные покупатели. Игорю ты же можешь доверять.


Доверять Игорю не было никакого резона, но надо закрывать гештальт с поместьем ради покоя Хельмута.


– Да, вот еще что… Корнелии не говори.

– И не собиралась. А почему?

– Не знаю, Игорь просил. Ну, а как ты тут? – спохватилась Наташа. – Мы тебя в Москве столько времени не видели, соскучились.


Приятельницы потратили на светский треп еще с полчаса и разошлись, довольные собой. Дома Маруся бросила Корнелии: «Странная история, надо поговорить».


Впрочем, ответа не дождалась. И на следующий день, и позже ватсап показывал, что сообщение не прочитано. Куки видимо хорошо зажигала на Багамах.


Через неделю Загревский получил от Наташи объемный мейл. Открывая аттачи, изучал картинки, описание, финансовую модель. Сонный Марков никогда Дунина на покупку не раскачает, а к Жуковой тот не сунется… Загревский усмехнулся, вспомнив, что Дунин считает Жукову лесбиянкой. Главное, чтоб дурачок Самойлов не растрепал Корнелии. Хотя он уже забыл скорее всего, он же упоротый был.


А Маруся только тут сообразила, с чего Эльза ее забанила. «Мажорка в брюликах» – это само собой, тут еще и Марков. Тот в Gendarmerie так убалтывал крысу, он же решил ее дом пристроить! А крыса, прочтя про мажорку, стала елозить по Марусиной странице в фэбэ, увидела общего френда Маркова и забанила. Реально, дура, от ее бана они с Марковым общаться не перестанут, другое дело, что они и так не общаются. Но дура, она и есть дура.

Глава 14. Не давайте женщине денег

«Хор хор вся в работе

_эмодзи_рожица_с_сердечками».

«Приехать никак завал

_три_бурых крота».

«Мечу бисер и собираю просо

_серые_растопыренные_ладошки»,

– слала Матвею портянки

месседжей Корнелия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее