Полусвет. Страшный смешной роман

«Поленова опять сошлась с

мужем, это правда?

_эмодзи_изумленная_рожица»,

– пришел Зоин месседж.

«Правда. Потому и погром на ДР

_эмодзи_рожица_в_слезах_от_смеха»,

– ответила Корнелия.

«Ты куда на Рождество?»

«С детьми на Багамы, а Мотя летит

жену облизыватьв Берлин,

стикер: облизывающийся

зеленый дракончик».

«Наташка с Глебом тоже в Берлин,

раны погрома зализывать».

Дружба домами с Борей Марковым обернулась разрывом с Вероникой, и Глеб решил еще раз – самый последний! – попытаться что-то склеить с Наташей, все же двое детей как-никак. За это он получил сначала скандал Вероники на дне рождения жены, а теперь уже месяц Наташиных попреков за него. Пренебрегая правилами полусвета, Глеб ничего ни с кем не обсуждал – с этим уже ничего не поделать, у каждого свои странности. Только с Ванечкой он по-прежнему перезванивался через океан. Тот слушал Глеба охотно, услышанное дальше не нес, разве что жене что-то мимоходом рассказывал, но у Маруси своих забот полно: то Корнелия, то #мишапросашу… А Ванечка все записывал, додумывая неувиденное и домысливая недосказанное.

Нужна правда жизни, пусть даже художественная – Ванечке требовались пруфы и чеки. Найдя Маркова в фейсбуке во френдах Глеба, он убедился, что именно тот же Марков во френдах и у Куки… Маклакову он вычислил через друзей Миши и Матвея. Ага, вот одна и та же Вероника во френдах у Глеба, Самойлова и Маклаковой. Теперь надо найти особу по имени Нелли…

Три подруги, три ярких образа. Нелли, судя по фото, барышня с мощным бюстом и почти натуральными светлыми локонами. Вероника – такая же крашеная блондинка, с подкачанными губами. И Маклакова – худая дылда с шапкой курчавых черных волос, похоже, даже без косметики…

«Нелли, родом с южных окраин Российской империи, казалась Боре милой неиспорченной девочкой, а он, видимо, сам себе казался Пигмалионом», – строчил Ванька Жуков. Чему и как Пигмалион учил неиспорченную девочку, сказать сложно, но на пути перевоплощения из цветочницы в прекрасную леди та забуксовала. «Класть» вместо «ложить» еще освоила, но слово «звонит» по-прежнему говорила с ударением на первом слоге, будто это от слова «вонять», а не от слова «звонить». Зато в ее компании менялась Вероника. В роли наперсницы Наташи она отсвечивала блеклой светскостью, а в обществе Нелли освещение менялось, и Вероника представала обычной хабалкой. Их дуэт превращался в симфоническую поэму в обществе Маклаковой, которая с напором комсомольского вожака брала от жизни лучшее, инстинктивно ухватывая осколки сомнительной эстетики. А ведь на светских орбитах, при ином свете, она казалась многим, особенно Мише, вполне достойной обитательницей малой Вселенной.

Леди, недоделанные из цветочниц, обожали сплетничать о той Вселенной, коей они вроде были частью, но несколько периферийной. Вероника перемывала кости Поленовой, Маклакова рассказывала, что Корнелия пыталась слить Самойлова и закрутить с Брагиным, считая, что у того денег куда больше, но Самойлов – об этом все говорят – вот-вот ее сам бросит. Нелли же, которую Марков держал подальше от орбит Вселенной, больше слушала, подавая емкие реплики.

– Люди кругом высказывают какие-то плохие моменты!

– Он макаронный король, а от нее имеет одни трудности по отношению к себе.

– Совсем кукухой съехала, у нее жизнь – афигенный ништяк…

Вероника, всегда стремившаяся к романтическому уединению с Глебом, теперь, в обществе Нелли, жаждала вхожести в самые закрытые сферы Вселенной. Обе они требовали от мужчин премьер, клубных просмотров, вип-ивентов, где тут же кидались «фоткаться» – слово-то какое отстойное – с любыми, даже малоглянцевыми персонажами. Маклакова – видимо, с подачи Наумова – расспрашивала Глеба о доме в Берлине, эта тема стала вызывать жгучий интерес и у Вероники. Им с Глебом надо слетать в Берлин, нельзя все передоверять Жуковой. А что Глеб себе думает насчет вида на жительство в Германии? Вероника вовсе не давит, но ведь немцы не требуют зарегистрированных браков, достаточно, если Глеб разведется, что он тянет? На вопрос, поставленный ребром, требовался ответ: Глеб вернулся к жене и к пентхаусу, вычеркнув Веронику. С точности до ее свары на дне рождения.

«Мы с Наташей все начали с белого листа», – докладывал он Ванечке, который это полностью одобрял. Глеб поражался, что Маруся будет встречать Новый год, предъявляя свету Хельмута, а Ванечку это вообще не торкает. Все же он был весьма старомоден. Если б он поделился своим удивлением, скажем, с Куки или с Жуковой, те в два счета объяснили бы ему, что это жизнь. А жизнь – это то, о чем в книгах не напишут.