– Стало быть, Шустов с Поленовой решили по третьему разу делить пентхаус? – посмеивались Матвей с Корнелией, собираясь на Рождество в Рим. Римские каникулы! Фонтан Треви, Испанские ступени, via dei Condotti…
– Класс, класс, – мурлыкала Куки, – ничего не буду делать, только сидеть на Spanish steps, пить кампари и пялиться на Вечный город. Пусть Клячин вокруг детей Дед Морозом прыгает.
– На Spanish steps сидеть уже не разрешают, а насчет ничего не делать полностью поддерживаю. Пока ты будешь ходить по шоппингу, я буду сидеть в траттории, дуть красное вино и граппу. Может, еще кого позовем?
– Валяй, Маклакову позови.
– Кстати, мысль! Мы еще не устраивали threesome.
– Threesome by abstention, – хихикнула Куки.
Матвей и билеты купил, и отель забукировал на via del Corso, а за неделю до Рождества Куки объявила, что летит с детьми на Багамы. Как обычно, выкатила ворох доводов: детей на все праздники отдавать Клячину неправильно, на Багамы ее пригласили не последние люди, ей эти отношения важны. Люди едут тоже с детьми – Женьке и Мите это пойдет на пользу.
Матвей махнул рукой – не в первый и не в последний раз. Пусть отваливает, а ему надо серьезный вопрос порешать. Давно пора прижать одного чувака, который сливает инфу на сторону, но тот – партнер, его не уволить, а выкупать Матвей не хотел из принципа. Вот Клячин и поможет, надо встретиться, накатить, поговорить обстоятельно. Потому Матвей и разменял без скандала римские каникулы на багамские.
Клячин с пониманием отнесся к задаче, они по принципу Парето тут же договорились. Разлив остатки вискаря, Клячин отчитался, что разрешил экс-жене вывезти детей на Багамы, – «Заметь, Матвей, без пререканий, хотя эти Багамы обошлись мне в полмиллиона». Что?! Это шесть тысяч евро, и Матвей дал Корнелии столько же…
– Это нормально? Сначала меня раскрутить на бабки, а потом по второму разу Клячина? – орал Матвей вечером.
– Не кричи, ради бога… Мне надо было для яхты гардероб обновить. В Риме ты бы потратил на мой шоппинг не меньше, – невозмутимо отвечала Куки. – Я и купила-то всего четыре платья.
– Тебя два мужика содержат, а ты врешь обоим, и ради чего? Ради четырех платьев? У тебя шкафы ломятся!
– Ничего подобного! Я все ненужное отнесла в комиссионку, почти то же на то же и вышло…
У Матвея бомбило, что Куки совершает дикие поступки в уверенности, что это нормально. Не было сил скандалить, он давно не видел сыновей: старший учился в университете, младший пошел в последний класс школы. Жена Лена безропотно сидела в их квартире в Pimlico, не тяготясь отсутствием мужа, правда, скрашивая жизнь тратами на безумства вроде барных стульев от Rosche Bobois, – как же бабы любят транжирить его деньги! Пора и Ленке устроить праздник. Рождество всей семьей в Лондоне, а после вдвоем с Ленкой куда-то встречать Новый год. Кстати, Жучка давно зазывала в Берлин.
Корнелия слала фотки с Багам – они все вместе на яхте, дети за штурвалом, она в гамаке… Подруги пуляли в ответ своими фотками – одна с лыжных склонов Вербье, другая – с мальдивского пляжа. Жукова отчитывалась за Берлин: глинтвейн, пряничные домики, умильная мишура.
Маруся обожала Рождество в Берлине – город утопал в празднике, – правда, терпеть не могла саму heilige Nacht. Хельмут считал своим долгом встречать Рождество в семье, а Эльза считала своим долгом дарить в святую ночь малую толику своего непотизма родне. В число родни входили Хельмут, благоприобретенный Марусей, собственный полоумный муж Эльзы и бесхозный бедненький Йенц. В придачу – только в святую ночь! – еще полуглухой старший брат с женой необъятных размеров, их столь же необъятная безмужняя дочь и две внучки, с каждым годом стремительно догоняющие по объемам маму и бабушку. «Эта семейка Аддамс Морган – тоже семья?» – спрашивала Маруся, на что Хельмут лишь ухмылялся.
Ни во дворец, ни в дом на Хафеле, где жил Хельмут с «Мари», бедные родственники не допускались. Снимали полутемный, холодный яхт-клуб по соседству, благо дешево. Туда сносили вино, кастрюли с едой. Меню не менялось: непременный картофельный салат с сосисками, тыквенный суп и лосось со шпинатом и кнедликами. А также имбирные пряники, марципаныи прочая дрянь. Перед едой хоровое пение.
«Stille Nacht, heilige Nacht» – тихая ночь, святая ночь и так далее.
«Oh, Tannenbaum, oh, Tannenbaum», – о елочка, о елочка, тара-па-па, та-ра-рам…
До рождественской ночи оставалось еще время, и Хельмут занялся челночной дипломатией. «У вас столько общего, вы духовные сестры», – убеждал он поочередно свою бывшую и нынешнюю спутниц жизни. Ему удалось свести их за ужином, прихватив для комплекта бедненького Йенца, и выяснилось, что общего у дам и правда немало.