Читаем Полусвет. Страшный смешной роман полностью

– Стало быть, Шустов с Поленовой решили по третьему разу делить пентхаус? – посмеивались Матвей с Корнелией, собираясь на Рождество в Рим. Римские каникулы! Фонтан Треви, Испанские ступени, via dei Condotti…


– Класс, класс, – мурлыкала Куки, – ничего не буду делать, только сидеть на Spanish steps, пить кампари и пялиться на Вечный город. Пусть Клячин вокруг детей Дед Морозом прыгает.

– На Spanish steps сидеть уже не разрешают, а насчет ничего не делать полностью поддерживаю. Пока ты будешь ходить по шоппингу, я буду сидеть в траттории, дуть красное вино и граппу. Может, еще кого позовем?

– Валяй, Маклакову позови.

– Кстати, мысль! Мы еще не устраивали threesome.

– Threesome by abstention, – хихикнула Куки.


Матвей и билеты купил, и отель забукировал на via del Corso, а за неделю до Рождества Куки объявила, что летит с детьми на Багамы. Как обычно, выкатила ворох доводов: детей на все праздники отдавать Клячину неправильно, на Багамы ее пригласили не последние люди, ей эти отношения важны. Люди едут тоже с детьми – Женьке и Мите это пойдет на пользу.


Матвей махнул рукой – не в первый и не в последний раз. Пусть отваливает, а ему надо серьезный вопрос порешать. Давно пора прижать одного чувака, который сливает инфу на сторону, но тот – партнер, его не уволить, а выкупать Матвей не хотел из принципа. Вот Клячин и поможет, надо встретиться, накатить, поговорить обстоятельно. Потому Матвей и разменял без скандала римские каникулы на багамские.


Клячин с пониманием отнесся к задаче, они по принципу Парето тут же договорились. Разлив остатки вискаря, Клячин отчитался, что разрешил экс-жене вывезти детей на Багамы, – «Заметь, Матвей, без пререканий, хотя эти Багамы обошлись мне в полмиллиона». Что?! Это шесть тысяч евро, и Матвей дал Корнелии столько же…


– Это нормально? Сначала меня раскрутить на бабки, а потом по второму разу Клячина? – орал Матвей вечером.

– Не кричи, ради бога… Мне надо было для яхты гардероб обновить. В Риме ты бы потратил на мой шоппинг не меньше, – невозмутимо отвечала Куки. – Я и купила-то всего четыре платья.

– Тебя два мужика содержат, а ты врешь обоим, и ради чего? Ради четырех платьев? У тебя шкафы ломятся!

– Ничего подобного! Я все ненужное отнесла в комиссионку, почти то же на то же и вышло…


У Матвея бомбило, что Куки совершает дикие поступки в уверенности, что это нормально. Не было сил скандалить, он давно не видел сыновей: старший учился в университете, младший пошел в последний класс школы. Жена Лена безропотно сидела в их квартире в Pimlico, не тяготясь отсутствием мужа, правда, скрашивая жизнь тратами на безумства вроде барных стульев от Rosche Bobois, – как же бабы любят транжирить его деньги! Пора и Ленке устроить праздник. Рождество всей семьей в Лондоне, а после вдвоем с Ленкой куда-то встречать Новый год. Кстати, Жучка давно зазывала в Берлин.


Корнелия слала фотки с Багам – они все вместе на яхте, дети за штурвалом, она в гамаке… Подруги пуляли в ответ своими фотками – одна с лыжных склонов Вербье, другая – с мальдивского пляжа. Жукова отчитывалась за Берлин: глинтвейн, пряничные домики, умильная мишура.


Маруся обожала Рождество в Берлине – город утопал в празднике, – правда, терпеть не могла саму heilige Nacht. Хельмут считал своим долгом встречать Рождество в семье, а Эльза считала своим долгом дарить в святую ночь малую толику своего непотизма родне. В число родни входили Хельмут, благоприобретенный Марусей, собственный полоумный муж Эльзы и бесхозный бедненький Йенц. В придачу – только в святую ночь! – еще полуглухой старший брат с женой необъятных размеров, их столь же необъятная безмужняя дочь и две внучки, с каждым годом стремительно догоняющие по объемам маму и бабушку. «Эта семейка Аддамс Морган – тоже семья?» – спрашивала Маруся, на что Хельмут лишь ухмылялся.


Ни во дворец, ни в дом на Хафеле, где жил Хельмут с «Мари», бедные родственники не допускались. Снимали полутемный, холодный яхт-клуб по соседству, благо дешево. Туда сносили вино, кастрюли с едой. Меню не менялось: непременный картофельный салат с сосисками, тыквенный суп и лосось со шпинатом и кнедликами. А также имбирные пряники, марципаныи прочая дрянь. Перед едой хоровое пение.


«Stille Nacht, heilige Nacht» – тихая ночь, святая ночь и так далее.

«Oh, Tannenbaum, oh, Tannenbaum», – о елочка, о елочка, тара-па-па, та-ра-рам…


До рождественской ночи оставалось еще время, и Хельмут занялся челночной дипломатией. «У вас столько общего, вы духовные сестры», – убеждал он поочередно свою бывшую и нынешнюю спутниц жизни. Ему удалось свести их за ужином, прихватив для комплекта бедненького Йенца, и выяснилось, что общего у дам и правда немало.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее