Полутона

– Ох, детка, – Он разворачивается на 360 градусов и кладет руки мне на голову. – Причина, по которой я никогда не смогу ответить на этот вопрос, в том, что у меня нет для тебя ответа.

– Но о чем ты все это время думал? – вздыхаю я. – И не говори, что это было давно и что ты не помнишь. – Достаю фотографию из кармана и держу ее. На ней мама за барабанами.

Фредерик вздрагивает, будто ему дали пощечину. Он садится на деревянный пол посреди пустой комнаты.

– Я когда-нибудь сказал хоть одно плохое слово о твоей маме?

Я качаю головой.

– Мы были молодые и глупые. Я был глупее, чем она, поверь мне. Но это все, что нужно, чтобы у двух людей появился ребенок.

Я облокачиваюсь спиной об оконную раму, немного отстраняясь от Фредерика.

– Нам было хорошо вместе, на самом деле. Она была умной и забавной. Но еще у нее было много планов на мою карьеру. А я был двадцатиоднолетним болваном, который не хотел ни от кого получать помощи. – Он замолкает, сглатывая. Солнце заглядывает в окно, оставляя солнечных зайчиков на его плечах. – Музыка была единственным делом, которое у меня хорошо получалось. А когда продюсеры наконец начали проявлять интерес, им не понравился «Блюз Дикого города». Говорили, что блюз недостаточно популярен. Они хотели соло, которые я записывал в одиночку. Они дали мне контракт, и я… – Он делает глубокий вдох и выдыхает. – Я подписал.

– Она не хотела?

Он смотрит на клочок деревянного пола невидящим взглядом.

– Она считала, что если мы поедем в тур, то это поможет нам обоим. Но я не хотел ждать.

Я попыталась представить, что чувствовала мама. Но так как я никогда не знала ее как музыканта, плохо могу вообразить эту мечту.

– Мы поругались из-за этого, – говорит отец, понизив голос.

– И так все закончилось? – Я не могу выбросить из головы те счастливые фотографии: мама и Фредерик с любовью на лицах.

– Почти. Я сделал кое-что ужасное, чтобы доказать ей, что я не ее собственность. Я… – Его признание, кажется, иссякло. – Я не вернулся домой после одной из репетиций. А потом она ответила на это способом, который тоже должен был причинить мне боль. Так все закончилось.

Пытаюсь понять смысл последней фразы и не могу.

– Она изменила? С кем? – представить, как мама снимает одежду перед Фредериком, уже трудно. Но перед незнакомцем?

Он поднимает на меня глаза и качает головой.

– Она была очень разочарована мной. И, может, боялась. Думаю, она уже знала, что была беременна. Но я понятия не имел. И уехал в тур, оставив ее одну. Тур прошел на ура, и я просто не вернулся в Клэйборн.

Он смотрит на красивый скошенный потолок, будто история написана на нем.

– Она даже не рассказала мне о тебе, пока ты не родилась. Она вывалила все на меня, как раз когда я собирался в Лос-Анджелес.

– И что ты сделал?

– Уехал в Лос-Анджелес. Сказал, что должен сделать это ради своей карьеры. Я не хотел, чтобы меня заставляли вернуться. – Он ложится, опираясь на руки, и смотрит на кружащиеся в воздухе в лучах солнца пылинки. – Я понятия не имел, что делать с детьми, Рейчел. Не знал, что им нужно. Твоя мама, с другой стороны, была самым компетентным в этом вопросе человеком из всех, кого я встречал. Я не думал, что нужен тебе.

– Но ты присылал деньги.

– Ну, она не просила сразу, потому что была умной и знала, в этом нет смысла. Теперь я понимаю. Так случилось, что она попросила после выхода моего первого альбома. Но я не выслал их тут же, как следовало. Мне казалось, мной манипулируют.

– Но выслал.

– Выслал. И это заставило меня почувствовать себя великодушным. Восходящая звезда помогает обычным людям. В какой-то момент я удвоил сумму. Она не просила об этом. Каждый месяц я отправлял чек, и каждый месяц она его обналичивала. И месяцы очень быстро превратились в годы. Если у тебя есть ребенок, которого ты никогда не видел, каждый год становится чуточку легче говорить себе, что ребенку куда лучше без тебя.

– Но это не так!

Он кивает.

– Видишь ли, она очень помогала мне поддерживать этот миф: что я выполняю свой долг этими чеками. Она никогда не писала мне, никогда не слала фотографии. Я отправлял деньги, и она соглашалась оставлять меня в полном неведении. Проблема в том, что я тоже никогда не догадывался о том, что что-то упускаю.

– Она делала так из-за гордости, – всхлипываю я.

– Да ну, правда? – Его глаза теперь блестят. – Лежа ночью без сна, я чувствую вину перед ней. Ты – у меня годы, чтобы искупить вину перед тобой. Но я даже не представляю последние месяцы ее жизни. Если бы я был рядом хотя бы изредка, то мог бы ее успокоить.

Он вытирает глаза пальцами.

– Лишь однажды я почти поступил правильно. Пять или шесть лет назад.

Фредерик не смотрит мне в глаза, и я ощущаю, как у меня внутри все сжимается. Может, я не хочу слышать то, что он собирается произнести.

– Это был единственный раз, когда она попросила о чем-то. Мне на почту пришла записка с просьбой о двух билетах на концерт в Орландо.

Мое сердце разгоняется.

Две слезы бегут по его знаменитым скулам.