– Уверена. Все получится, вот увидишь. Всего три дня, Илир. Три! Ты и оглянуться не успеешь.
– Прошу прощения за сегодняшнее. За то, что случилось в пабе. Не следовало мне впадать в ярость. Не нужно было его провоцировать.
– Эй, чтобы я никогда больше не слышала, как ты извиняешься за то, что саданул Эда Линча. Ясно? Каждый удар, нанесенный этому человеку, является услугой обществу.
Зак представил себе, как Ханна улыбнулась при этих словах.
– Что ты скажешь Заку, когда все окажется позади? – спросил Илир.
Не желая слушать дальше, Зак поднялся на три ступеньки, отделявшие его от комнаты, и остановился в дверях. Ханна и Илир уставились на него.
– Ну, так что ты мне скажешь? – произнес он без всякого выражения, внезапно почувствовав себя озябшим и вымотанным.
У Илира на лице дернулся мускул. В комнате наступила звенящая тишина. Зак заметил, что Ханна слегка съежилась, словно сдаваясь под напором чего-то неизбежного.
– Так что произойдет в следующий вторник? – спросил он.
– Зак, – сказала она и ничего больше не добавила.
Но Ханна произнесла его имя таким неловким тоном, в котором прозвучало столько всего невысказанного, что Зак понял: она никогда ему не принадлежала, и он никогда по-настоящему ее не знал. Не говоря больше ни слова, он с преувеличенной осторожностью человека, нетвердо стоящего на ногах, спустился по лестнице и вышел из дома.
Димити спала неспокойным сном, положив рядом с собой репродукцию картины. Ей хотелось, чтобы изображенное на картине перешло в сны. Хотелось ощутить себя той прекрасной девушкой в пустыне, образ которой создал Чарльз. Но приходили только воспоминания о пережитых чувствах, а вовсе не видения утраченной красоты. Пьянящее ощущение тела Чарльза, прижавшегося к ней, вкус его губ и восхитительные мгновения, когда его руки обняли ее, прежде чем оттолкнуть. Боль, разлившаяся в голове, когда она ударилась о туалетный столик Селесты, и то, как горело лицо от пощечины, подобной укусу скорпиона. Во сне она находилась в плену пережитых событий. Их сопровождал протяжный напев, который повторялся снова и снова, словно издевался над ней.
Высоко над головой пел муэдзин. Она посмотрела наверх и увидела совсем близко головокружительно высокий минарет, ослепительно-зеленый, на фоне яркого синего неба. По лицу струился пот. Он заливал и жег глаза. Димити тяжело дышала после долгого бега, сухой воздух застревал в легких. Часто моргая, она села на пыльном пороге, прислонившись спиной к старинной деревянной двери, чтобы перевести дух. Когда девушка вспоминала о гневе Селесты, ее начинало мутить. Она не могла забыть наполненные яростью голубые глаза женщины и быстрые, сильные движения рук, срывающих с нее шарф и бусы. Селеста слышала, как Димити произносит свадебную клятву, посвященную Чарльзу. «Это только игра» – вот что ей хотелось сказать Селесте. Но это была бы неправда, и Селеста это знала, этим и объяснялась ее ярость. Димити не смогла бы заставить себя снова встретиться с ней, чтобы извиниться. Такая мысль казалась невыносимой, и все же она не могла придумать способа, как этого избежать. Если она не возвратится в гостевой дом, ее не смогут забрать обратно в Англию, в Блэкноул. Но чем это ей поможет, если Чарльз уедет вместе со всеми? Она ощущала, как по лицу текут слезы – еще более горячие, чем солнце в знойный полдень.
Какое-то время она клевала носом, погрузившись в мечты, в которых Чарльз ее находил, обнимал и ласковым поцелуем прогонял все страхи. Эти видения отзывались в груди ноющей болью. Внезапно совсем рядом с ней раздались голоса. Она вздрогнула и очнулась. Перед ней стояли две женщины. Одна в пепельно-сером свободном одеянии, оставляющем открытыми только глаза, похожие на раскаленные угли. Кожа другой была насыщенного черного цвета, что совершенно покорило Димити. Зубы, когда она говорила, выглядели белыми, как пенящийся гребень волны ночью. Негритянка улыбалась и то и дело вставляла отдельные словечки в льющуюся сплошным потоком речь своей подруги с закрытым лицом. Димити не могла понять, улыбается ли она тоже, сердится или просто хочет что-то выяснить. Женщина выглядела безликой, и казалось, будто от нее исходит угроза. Димити не понимала, что они ей говорят, а поэтому замерла и ничего не отвечала. Сердце сильно заколотилось. Женщины обменялись взглядом, потом негритянка взяла за локоть Димити и осторожно потянула к себе, приглашая подняться и пойти с ними. Димити яростно замотала головой, вдруг вспомнив рассказы Делфины о белых рабах и рабынях. Негритянка повторила попытку. Димити, пошатываясь, вскочила на ноги, выдернула руку и побежала, спотыкаясь от быстрого бега и ожидая в любую секунду почувствовать снова прикосновение чужой руки.