Полузабытая песня любви

Когда свет был выключен и они залезли под одеяло, устроив из него шатер над своими головами, Делфина и Димити какое-то время лежали рядом и болтали – так тихо, как только могли. Но Делфина вскоре заснула. Под едва заметное мерное дыхание подруги Димити прислушивалась к тому, что делают внизу Чарльз и Селеста: к звяканью посуды, которую они мыли, а затем убирали в буфет, к их беседе, которую они вели приглушенными голосами. Время от времени сквозь перекрытие доносился смех Чарльза, теплый и сочный. Димити закрыла глаза, но, хоть она и устала мертвецки, сон долго не приходил. Ей мешали спать чувства, которые казались слишком большими, чтобы держать их в себе, чувства, которым она едва ли могла дать определение, которые были так непривычны. Димити притронулась к животу, к тому месту, куда в воде Чарльз всю неделю прикладывал руку, чтобы удержать ее на плаву. Те прикосновения казались воплощением всего, что она пережила, всего самого замечательного, что произошло нынешним летом. Они давали чувство безопасности, защищенности. В них были одобрение, признание, любовь. Вскоре ей показалось, что она ощущает на животе его руку, а не свою, и она улыбалась в темноте, пока не погрузилась в сон.

На следующей неделе Чарльз сел в автомобиль и уехал в Лондон. «Переговоры о комиссии», – сообщила Селеста, когда Димити спросила, зачем он едет. Девушка понятия не имела, что это значит, и постаралась не показать своей досады из-за его отъезда. Без него и без машины они были больше привязаны к Блэкноулу, чем раньше, но в пятницу Селеста повезла их на автобусе в Суонедж делать покупки. Сперва Димити не ощущала слишком большого восторга от идеи такой поездки. Выражение «делать покупки» на ее языке значило отправиться за рыбой и картошкой для обеда. Ну, можно было еще приобрести пирог или немного печенья, если очередной гость особенно расщедрится. К тому же следовало сравнивать цены на продукты, которые имелись в магазине, чтобы постараться растянуть скудные средства на как можно более долгий срок, а затем возвращаться домой и выслушивать попреки, если выбрала не то и слишком потратилась. Однако для Селесты и ее дочерей слова «ходить за покупками», как оказалось, означали нечто другое. Они двигались от магазина к магазину, примеряя обувь, шляпки и солнцезащитные очки. Покупали мороженое и леденцы, похожие на длинные разноцветные карандаши, обедали рыбой с чипсами [69], завернутой в газету, – горячей, жирной и великолепной. Элоди получила новую блузку, бледно-голубую, с набивным рисунком из маленьких розовых вишенок. Делфине купили новую книгу и изысканную матросскую шапочку. Себе Селеста выбрала красивый красный шарф, ярко-алый, и подвязала им волосы.

– Как я выгляжу? – спросила она, улыбаясь.

– Как кинозвезда, – произнесла Элоди слипшимися от сладкого мятного леденца губами.

Димити была более чем счастлива видеть, как они делают покупки, но вдруг Селеста заметила, что подруга ее дочерей стоит с пустыми руками, и помрачнела.

– Мици. Какая я невнимательная. Пойдем, девочка. Нужно купить что-нибудь и тебе, – сказала она.

– Ох, нет. Мне ничего не нужно, ей-богу, – возразила Димити, у которой в кармане имелся только один шиллинг. Его было совершенно недостаточно, чтобы купить блузку, книгу или шарф.

– Я настаиваю. Никто из моих девочек не отправится сегодня домой ни с чем! Это будет подарок от меня. Пойдем, выберешь что-нибудь. Чего бы ты хотела?

Сперва Димити почувствовала себя очень непривычно. Она за пятнадцать лет своей жизни никогда не получала подарков даже от собственной матери. К тому же был вовсе не день ее рождения, и до Рождества еще оставалось много времени. Ей показалось странным приглашение потратить чужие деньги на что-то, предназначенное только для нее, и бедняжка понятия не имела, что выбрать. Элоди и Делфина вносили свои предложения, выискивая блузки, носовые платки и браслеты из бисера. В конце концов, желая приобрести вещь, которую можно будет легко скрыть от Валентины, растерянная Димити выбрала баночку с кремом для рук, благоухающую розовым маслом. Селеста одобрительно кивнула и заплатила за крем.

– Замечательная вещь, Димити. Очень взрослый выбор, – похвалила она.

Девушка улыбнулась и продолжала благодарить до тех пор, пока ей не велели остановиться. Они сели на автобус и вернулись как раз к тому времени, когда пора было пить чай. Димити исподтишка смотрела на Селесту, слушала, как эта марокканка болтает со своими дочерьми, думала о том, какая она красивая, добрая, и вспоминала, что ее назвали одной из своих девочек. Она с какой-то особой ясностью поняла, насколько иной могла бы сложиться жизнь, родись она у матери, больше похожей на Селесту, чем на Валентину Хэтчер.