Полузабытая песня любви

– Ты написала на рисунках липовые даты, Ханна. Это подлог. И ты уверяла, что ничего не знаешь о Деннисе и его портретах, поступивших в продажу. Ты лгала мне и всему миру, черт побери, – проговорил он и лишь в этот миг понял, как больно его это ранит.

– Это не был подлог! Портреты действительно нарисовал Чарльз Обри.

– Согласен. Твоя ложь миру не стала такой большой, как ложь мне, – признал он.

Ханна с несчастным видом посмотрела на него, но тем не менее не извинилась.

– Куда вы дели тело Обри? Ты так мне и не рассказала. Есть ли у Чарльза настоящая могила, которую я мог бы увидеть? – спросил Зак. Ему вдруг представилось мрачное зрелище эксгумации и перенесения останков на освященную территорию кладбища. Он увидел землю в осклабившемся рту и насекомых, прячущихся в глазницах. Ханна стала перебирать тонкие щетинки кисти, стоящей в стакане на рабочем столе, но вскоре виновато опустила руку, как будто ее шлепнули по запястью.

– Могилы нет.

– Но… Только не говори, что вы… сожгли тело. Ведь не сожгли же? Господи, Ханна…

– Нет! Все обстояло не так… Ты должен понять… Когда я пришла в «Дозор», Димити была в истерике. Ее всю колотило от горя и страха. Старушка непреклонно верила: если обнаружится, что Чарльз все время жил у нее, она попадет в ужасную историю. Твердила о тайне и о страшных вещах… в общем, совсем потеряла рассудок. Это случилось вскоре после того, как я… потеряла Тоби. Я и сама в то время не слишком хорошо соображала… И он, понимаешь ли, был мертв… уже некоторое время. Думаю… думаю, она не могла поверить в его смерть или, возможно, просто хотела побыть с ним как можно дольше. Но он… он уже начал дурно пахнуть. – Она замолчала, вспоминая, как все произошло. – Стояла ночь, и передо мной лежало мертвое тело. Мици рыдала и причитала, причем ее стенаниям не было видно конца, а потому я… просто согласилась на то, что она предложила.

Ханна взглянула на Зака. Ее глаза по-прежнему оставались широко раскрытыми, но теперь они смотрели вопросительно. Ханна ждала реакции на сказанное. Еще совсем недавно Зак обрадовался бы, увидев на ее лице подобное проявление слабости.

– И каково оказалось ее желание?

– Мы предали его тело морю.

Ночь, когда он умер, выдалась облачной и ветреной, но дождя не было, и береговой бриз без конца что-то насвистывал, словно пел песню. У Димити болела спина – оттого что она регулярно скребла полы на кухнях. В течение многих лет она добывала деньги для себя и Чарльза тем, что убиралась в богатых домах, куда ездила на автобусе. За пределами Блэкноула их появилось немало: после войны люди с удовольствием переселялись в Дорсет. Для приезжих имя Хэтчер не значило ровным счетом ничего. Когда пришло время выйти на пенсию, она не ждала ни дня, тут же прекратила работать и стала проводить все дни в «Дозоре» с Чарльзом. Коттедж больше не казался ей похожим на тюрьму. Он стал наконец домом. Ее святыней, ее убежищем. Местом, где она была счастлива, где ее сердце наполняла любовь. Но той ночью кости ломило мучительной болью, в затылке стало покалывать, а через какое-то время под ложечкой появилось ужасное чувство тошноты. Она негромко запела и продолжала мурлыкать себе под нос песенку, занимаясь домашними делами. На ужин она приготовила Чарльзу бараньи отбивные на косточке и мятный соус, но всячески тянула с тем, чтобы отнести их наверх. Она чувствовала. Знала. Но не хотела проверить, убедиться. Каждая ступенька на лестнице казалась высокой, как прибрежный утес, каждое движение давалось тяжело, как марафонский забег. Она заставила себя подняться в его комнату, лишь когда отбивные стали холодными, а стекший с них жир застыл на тарелке.

В комнате было темно, и она аккуратно поставила поднос на стол перед тем, как зажечь свет. Рука, которой она потянулась к выключателю, была холодной как лед и весила больше, чем все камни на побережье. Он лежал на кровати полностью одетым. Ноги покрывала простыня, руки аккуратно сложены на животе, как у живого. Голова утопала в подушке, как раз посередине. Веки сомкнуты – в отличие от рта. Челюсть слегка отвисла, приоткрывая нижние зубы и распухший язык. Цвет языка теперь был не розовый, а бледно-серый. В эту секунду земля ушла у нее из-под ног, все окружающее померкло и стало тенью. Нереальный и бестелесный мир. Воздух не годился для дыхания, свет жег глаза, потолок навис так угрожающе, что у нее подогнулись колени. Дом, вселенная и все в ней превратились в пепел, и она подошла к кровати, задыхаясь от боли. Кожа Чарльза была холодная и сухая, а плоть под ней слишком твердая, не такая, как у живого человека. Белые пряди волос оказались мягкими и чистыми, когда она дотронулась до них дрожащими пальцами. С годами его щеки ввалились, а жилы на шее, наоборот, стали выступать по всей длине, но, взглянув на него, она увидела то же, что и всегда: своего Чарльза, своего возлюбленного. Димити долго сидела на полу, согнувшись над ним, приникнув головой к его неподвижной груди, в которой больше не билось сердце.