Полужизни

Из Блантир-парка Чарли собиралась ехать на службу и взяться наконец за работу, которую откладывала добрых две недели, – за опросный лист и сопроводительное письмо для советника Визи. «Нужно готовить отчет!» – снова и снова приказывала себе Чарли, но к работе душа не лежала, и, поддавшись порыву, она отправилась в Уинстэнли-Истейт. Хватит с нее сведений из третьих рук, нужно лично встретиться с Мэри Трелиз и проверить, напугана она, как говорил Гиббс, или сама кого угодно напугает.

«Эйдена Сида, например, – подумала Чарли и недовольно поморщилась. Утверждать, что ты убил человека, – довольно странное последствие страха. – А если тебе невыносима сама мысль о его существовании? Внушаешь себе, что того человека больше нет, из жертвы превращаешься в убийцу, ведь эта роль менее унизительна...» Чарли ухмыльнулась – какая ерунда! И гипотезу приемлемую не выдвинешь, и не поразмышляешь, и из головы не выкинешь – вот чем эта проблема отличалась от тех, с которыми она сталкивалась по долгу службы. Для начала нужна гипотеза, пусть даже неверная, а здесь... Чарли не находила объяснения тому, как вели себя Рут Басси и Эйден Сид, даже совместное помешательство в схему не вписывалось! Чарли чувствовала себя глупой и беспомощной, что, разумеется, ей очень не нравилось.

Мегсон-Кресент заканчивалась тупиком, где три бритоголовых паренька выписывали кренделя на велосипедах, поставив их дыбом. Чарли вышла из машины, и, увидев форму, мальчишки тотчас испарились. Невольно вспомнилась сцена из фильма «Инопланетянин», в котором дети так остервенело крутят педали, что взлетают на небо.

Чарли заперла машину. Из дома в дальнем конце улицы – лихие велосипедисты скрылись в одном из соседних – неслась оглушительная музыка. Чарли решила разыскать бездельников и отправить в школу, хотя сомневалась, что учителя обрадуются.

Она шагала по Мегсон-Кресент и отсчитывала дома с нечетными номерами. В номере пять и семь заколоченные окна. В доме номер девять в окне первого этажа мелькнуло лицо, а потом шторы плотно задернули. Чарли знала: если позвонить в дверь, ей вряд ли откроют.

Сперва она велит свихнувшимся меломанам убавить громкость, потом разыщет мальчишек и доставит в школу. Приблизившись к дому, Чарли почувствовала, как асфальт дрожит под ногами. Подняла голову и не поверила своим глазам: перед ней был номер пятнадцать. Бьющая по ушам музыка рвалась из дома Мэри Трелиз. По словам Рут Басси, Мэри Трелиз под сорок. Неужели ей нравится... Чарли раздосадованно покачала головой: глупо считать, что наслаждаются искусством флейтиста Джеймса Голуэя на такой громкости, чтобы кошка не проснулась!

«Звонок не услышит!» – подумала Чарли, но кнопку все равно нажала и отступила на шаг, чтобы осмотреть дом. Как и все соседние, это был уродец из красного кирпича с совершенно плоским, без эркеров, фасадом. Подъездная дорожка заросла сорняками, сбоку, рядом с водостоком, приютилось деревце в щербатой кадке. Чарли тронула ветку, и та тут же рассыпалась в труху.

Занавески на окнах второго этажа задернуты. Тонкие, как марля, подметила Чарли, повешены криво, да еще дырявые... Неужели износились до такой степени? Или их сожгли? Или порвали? И в этом доме живет художница?! Чарли ожидала совсем другого... Впрочем, что ей известно об искусстве вообще и художниках в частности? Винсент Ван Гог, например, нищенствовал. Об этом Чарли знала, потому что однажды по настоянию Оливии посмотрела документальную драму о нем. В самом деле, Ван Гог наверняка плевать хотел на то, какие у него занавески!

– Неужели они уже позвонили! Меня всего пять минут не было!

Рядом с Чарли появилась тощая раздраженная женщина с морщинами вокруг глаз, носа и рта, такими глубокими, что казалось, будто ей лицо ножом исцарапали. Под нижней губой выделялось родимое пятно карамельного цвета, которое Эйден Сид описал Саймону. Черная куртка, черные брюки, белые кроссовки, фиолетовая шапка, явно скрывающая целую копну волос. Уши действительно маленькие, изящные – Эйден снова не ошибся. В руках Мэри Трелиз – а это была именно она – держала пачку «Мальборо», дешевую красную зажигалку и маленькую зеленую коробочку.

По первому впечатлению ничего пугающего в Мэри Трелиз не чувствовалось. Собственная внешность ее явно не заботила. Ну что ж, понятно, у Чарли тоже были такие периоды.

– Они? – переспросила Чарли.

– Соседи! Музыку я выключу, сию секунду!

Мэри опрометью бросилась к черному ходу, Чарли – следом. «Я переживу, переживу, переживу», – ужасающе громко клялась певица снова и снова. «Ясно, – подумала Чарли. – Очередная надрывно-истеричная вариация на тему “Он меня давно не ждет, но в душе моей живет”». Если бы она сочиняла песни, у нее выходили бы бравурно-пафосные.

Через пару секунд музыка оборвалась, хотя Чарли не сразу избавилась от ощущения, что в животе все пульсирует. Дверь черного хода оставили гостеприимно открытой, и Чарли уже собралась войти, когда Мэри напугала ее, спрыгнув с лестницы на узкую дорожку, что тянулась вдоль дома.