Полведра студёной крови[СИ]

— Что ж… Это случилось… — он задумался, вспоминая — восемь лет назад. Или уже девять? Чёрт. Знаешь, иногда я ловлю себя на мысли, что забываю лица своих сыновей. В голове есть образ, но я больше не уверен, правдив ли он. Я в то время работал на лесосеке, днём. А ночами подрабатывал вышибалой в игорном доме. Ничего особенного, просто следил за порядком в заведении, иногда утихомиривал особо буйных. Но большую часть смены сидел в своём углу и потягивал чаёк, наблюдая за игроками. Не пыльная работёнка. Я справлялся, и на жизнь хватало. Всё было хорошо… до той проклятой ночи. Тогда за карточным столом появился этот недомерок в очках. Я его раньше не видел. Он не был похож не тех, кто создаёт проблемы. Маленький, щуплый, средних лет. Начал с небольших ставок. Разыгрался, и пошёл по крупному. Но удача от него отвернулась. Один проигрыш, другой, третий… Он заказал выпивки. А тут ещё, как назло, юмористу, сидящему за тем столом, вздумалось блеснуть остроумием по поводу везения. Да не раз. В общем, вдрызг проигравшийся и поддатый недомерок разбил шутнику стакан об рожу, а когда я вмешался, выхватил нож. Мне пришлось сломать ему руку, после чего пинками выставить вон. На этом всё и закончилось, как я думал. Прошёл день, другой… неделя. И вот однажды под утро я возвращаюсь домой и ещё на подходе чую запах гари. Раннее утро, а на улице народу полно. Они идут туда же, куда и я. Идут поглазеть… У моего дома стоит пожарная подвода. Мужики в плащах и шлемах скатывают рукав. Я смотрю на окна, а там сплошная чернота. Всё черно. Захожу внутрь… Моя жена и двое сыновей лежат в кроватях. Примотанные проволокой. Рядом валяется пустая канистра…

Ткач сглотнул и замолчал.

— Ты нашёл его?

— Да. Этот недомерок… Он оказался большой воровской шишкой. А такие не прощают унижения.

— И что ты сделал?

— Выследил гада. Потратил на это месяц, каждый день которого мечтал, как разделаюсь с мразью. Дождался удобного случая. Оглушил, отвёз в лес, привязал к дереву, облил керосином и поджог. Но глядя, как он горит, я не почувствовал никакого облегчения. Ничего не изменилось. Ты прав. Мечты куда лучше реальности.

Рассвет в середине ноября тут наступает в половине десятого, к этому времени мы с Ткачем уже проснулись, успели позавтракать, два раза сцепиться по поводу грядущего жертвоприношения и устать ждать пройдоху Отеваха. Наконец, внизу скрипнули половицы, и раздался зычный возглас хозяина. Вчера он не казался таким бодрецом, а сегодня так и скачет вокруг. Никак предчувствие золота и крови старика возбудило?

Капище представляло из себя площадку, укрытую с трех сторон камнями от ветра и любопытных взглядов. Посреди нее на небольшом возвышении стоял каменный уродец, из живота которого выглядывал еще один поменьше, а из живота того — третий. Как только мы приблизились, внутри истукана что-то завыло, а Отевах бухнулся на колени и затараторил на манси.

Я и не заметил, как в руках у него оказался бубен и колотушка.

Бух. Шаман закружил вприсядку вокруг уродливого идола. Бух. Из стариковского горла полилось странное гортанное пение. Через пять минут, когда я уже начал скучать, Отевах подскочил к Ткачу, и тот щедро отсыпал ему в чашку выданных мною накануне золотых монет. Я посмотрел на Алексея. Его оловянный взгляд застыл на истукане. Шаман подскочил ближе и полоснул костяным ножом Ткачу по кисти. Брызнула кровь. Отевах, не мешкая вымазал в ней ладонь и провел ею по губам и глазам истукана.

Бух. Шаман подскочил ко мне.

— Золото! Много золота!

— Погодь. Ты говорил, что все равно, чья кровь?

— Да, — Отевах в ужасе попятился от меня. — Нет! Золотая баба не простит тебя! Каленое лезвие перехватило старику яремную вену, и его кровь щедро окатила все каменное изваяние. Шаман завалился на снег, из его рта пошли розовые пузыри.

— Бог простит.

— Ты что? — пришедший в себя Ткач удивленно моргал глазами.

— Тебя сейчас порезали и обобрали, вот что, — я вывернул карманы у Отеваха. Там кроме монет лежал пакетик с каким-то белым порошком. — Он еще и вмазался, чтобы в раж войти.

— М-м-м… — Ткач взял у меня из руки один золотой и положил к подножию истукана. — Пусть будет.

— Алексей, ты неисправим.

— А вдруг он не успел что-то важное сделать?

— Что именно?

— Ну пошаманить как-то, чтобы нам проход был. Бабу эту золотую умаслить. Вон она как выла вначале, так и воет, — Ткач кивнул в сторону каменного истукана.

Я ухмыльнулся, взял горсть снега, подошел к идолу и заткнул дырку в его животе. Завывания сразу прекратились.

— Еще вопросы есть? Тогда пошли собираться. Часов через пять-шесть стемнеет уже, а у нас ездовые еще в дорогу не кормлены.

Глава 16