Полвека с небом

Того же добивалось и командование ВВС Красной Армии. Оно требовало систематически наносить удары по придвинутым к передовой линии вражеским аэродромам, вытеснять оттуда авиацию на более дальние, тыловые, что затрудняло бы ее действия на поле боя; шире внедрять практику уничтожения самолетов противника в тылу врага, на путях подхода к линии фронта; предоставлять истребителям инициативу в выборе способов атаки; создавать условия для массовой передачи опыта лучших мастеров воздушного боя, распространяя успешно зарекомендовавшие себя новые тактические приемы на все части; смелее выдвигать на ответственные командные должности наиболее инициативных, освоивших передовой опыт командиров и летчиков.

Не берусь утверждать точно, но все же, видимо, в связи с этими требованиями я в конце октября, в самый разгар боев за Сталинград, когда врагу уже удалось выйти к Волге, получил новое назначение — командующим смешанной авиагруппой, куда помимо истребителей входили штурмовики и даже ночные бомбардировщики. Авиагруппа должна была действовать на стыке двух воздушных армий — 8-й, которой командовал генерал Хрюкин, и 17-й, командующим которой стал генерал Красовский. Подчинялась авиагруппа непосредственно Главному штабу ВВС, но ни собственных тылов, ни связи у нее не было. Считая, что в таких условиях авиагруппе эффективно действовать будет затруднительно, я приехал в село Серафимовки, где разместился штаб Красовского, и, изложив свои соображения, попросил Степана Акимовича ходатайствовать о включении авиагруппы в состав 17-й воздушной армии.

— Тебя на самостоятельное дело выдвинули, а ты опять в подчиненные просишься, — пошутил, выслушав мои доводы, Красовский. — Не знаю уж, как и быть. Ты командующий, и я командующий; выходит, один командующий другому командующему подчиняться будет. Субординация нарушается…

Однако резоны мои Красовского убедили, и разговор наш закончился тем, что Степан Акимович пообещал связаться на этот счет с командующим ВВС Новиковым. А вскоре я получил письменный приказ о том, что авиагруппа теперь будет входить в оперативное подчинение 17-й воздушной армии.

19 ноября началось контрнаступление наших войск под Сталинградом. Авиации в нем отводилось особое место. Численное преимущество, хотя и незначительное, у нас имелось; у немцев в общей сложности было под Сталинградом 1216 самолетов, наша авиация располагала 1350 боевыми машинами. Оставалось реализовать его на деле. И наша авиация с честью справилась с этой задачей.

В первые дни контрнаступления погода чаще всего стояла нелетная, что, естественно, затрудняло действия авиации. Туманы и низкая облачность мешали летчикам поддерживать наземные войска, что называется, в полную силу. Однако боевые вылеты не прекращались ни на один день. Авиагруппа взаимодействовала с 5-й танковой армией генерала П. Л. Романенко, наносила удары по аэродромам противника, прикрывала с воздуха наступающие войска.

23 ноября, на пятые сутки после прорыва вражеской обороны, войска 4-го танкового корпуса Юго-Западного фронта соединились в районе хутора Советского, возле Калача, с частями 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта — немцы оказались в котле. В окружение попало 22 дивизии противника и 160 отдельных частей общей численностью 330 тысяч человек[2]. Несмотря на все усилия гитлеровского командования прорвать кольцо и вызволить попавшие в окружение войска, ни один немецкий солдат из котла не вырвался. Не помогла ни специально созданная для деблокировки группа армий «Дон» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна, ни дивизии, которые немцы спешно перебрасывали не только с Кавказа, из-под Воронежа и Орла, но и из Польши, Франции, Германии, ни пресловутый воздушный мост, с помощью которого Геринг хвастливо обещал наладить бесперебойное снабжение группировки Паулюса всем необходимым.

Мост этот советская авиация, используя свое превосходство в воздухе, буквально растащила по бревнышку. Наши истребители перехватывали самолеты Геринга в воздухе и отправляли их вместе с предназначенными для окруженных дивизий Паулюса грузами на землю в том виде, в каком от них уже нельзя было ожидать ровно никакого прока — как от любой горящей груды обломков.

Самому мне в те дни подниматься в воздух доводилось не часто: штаб авиагруппы был небольшим и работа по организации и управлению боевыми действиями отнимала почти все мое время. И все же я старался использовать малейшую возможность, чтобы принимать участие в боевых вылетах.