Полвека в мире экслибриса

Рачков к тому же контролировал приладку и приправку, требуя в процессе печати увеличить или уменьшить подачу краски. Досталось тогда понервничать печатнице, тем более, что, отпечатав тираж чёрной краской, пришлось печатать ещё разными красками, каждый раз, тщательно смывая машину.

Павел Алексеевич Рачков, строго контролировавший печать экслибриса для библиотеки Хрущёва, человек творческий (тамбовский театр даже ставил его пьесу) и весёлый, но тут было не до шуток, он понимал важность события. Когда-то, ещё молодым, он позволил себе на работе довольно безобидную, на мой взгляд, шутку о передаче центрального радио. Их было трое, один поспешил донести, второму пришлось быть свидетелем на суде, а третьим был Павел Алексеевич. Ему пришлось десять лет трудиться на лесоповале. Человек довольно демократических взглядов, он, тем не менее, теперь вынужден был дежурить на исполнении этого заказа Никифорова для высокопоставленного партийного чиновника.

Когда незадолго до этого здесь же печатали экслибрисы работы Калашникова, сделанные также по заказу Никифорова, в подарок для президента Финляндии Урхо Калева Кекконена и для мексиканского художника коммунистических убеждений Хосе Давида Альфаро Сикейроса, такого ажиотажа не было. Причём, на этих работах Анатолий Иванович решился награвировать свои инициалы.

Эти подарки Никифорова, символизировавшие мир между странами, широко освещались в центральной печати, что способствовало изменению отношения властей к экслибрису, а Николаю Алексеевичу упростили переход к более сложной задаче, экслибрису Первого секретаря ЦК КПСС.

После выпуска экслибриса Хрущёва, Николай Алексеевич стал для всех работников типографии, включая и руководителей, заказчиком с особым положением. Он никогда не играл в серьёзность, но этот статус умело, как бы невзначай, поддерживал. Правда, письма в ответ от Хрущёва он, похоже, не получил, но охотно рассказывал, если спрашивали, как ему дома подключали специальный телефонный аппарат, когда должен был быть звонок то ли из приёмной Никиты Сергеевича, то ли его самого. Скорее всего, обошлось звонком референта. Но очень скоро Хрущёва освободили от высокой должности, и Никифоров стал шутить, мол, есть примета, когда его заставляют делать книжный знак, вот чем это кончается. А особое положение в типографии у него, тем не менее, сохранилось.

Если вдуматься, Никифоров этим книжным знаком завершил в истории нашей страны период многолетнего запрета экслибриса. Выход в свет экслибриса руководителя партии был прецедентом, имевшим далеко идущие последствия. Он давал всем, бесправным тогда перед цензурой, организаторам выставок экслибриса во всей стране козырь, против которого была бессильна самодеятельность чиновников.

Поскольку Никифоров ставил перед собой задачу изготовления экслибриса для Хрущёва вовсе не из-за любви к тому или к его действиям, а как важный шаг в упрочении положения экслибриса в обществе, то постарался представить свержение этого политика ничего не значащим для себя.

Если спрашивали, отделывался шутками, но сам эту тему старался не поднимать. Если он и нервничал при этом, то, умело скрывая это.

Но вот Анатолию Ивановичу Калашникову, уже вышедшему на зарубежных заказчиков, пришлось переживать всерьёз. Отечественные книголюбы и коллекционеры, конечно, мечтали иметь экслибрис работы такого мастера, но сложившийся уровень советских зарплат исключал возможность полноценной оплаты ими такого заказа. Могли, как Никифоров, помочь организовать выставку, надеясь за это получить в подарок экслибрис (Калашников, к слову, награвировал два экслибриса для Никифорова), но заказывать и платить графику наши коллекционеры не спешили. А вот за рубежом были другие возможности, да и деньги. Поэтому Анатолий Иванович налаживал зарубежные связи. Но переписка графика с заграничными корреспондентами, да тем более переписка бандеролями, очень уязвима. Не говоря уж о поездках художника на его зарубежные выставки. Естественно, художник опасался, что его за изготовление экслибриса свергнутому политику могут занести в «чёрный список», что перечеркнуло бы все его планы.

Сильно нервничая, художник даже вычеркнул из очередного каталожного перечня созданных им экслибрисов тот, которым он до этого гордился, ведь нельзя не гордиться авторством книжного знака главы страны. Получилось, что у коллекционеров оказались разные, не соответствующие друг другу перечни его экслибрисов. Да он, к тому же, именно в это время решил нумеровать свои экслибрисы, причём, без учёта книжного знака, сделанного Хрущёву. А нумерация работ дело очень серьёзное, поскольку стимулирует коллекционеров к поиску и приобретению недостающих у них экслибрисов. Спустя время, когда прошло паническое настроение, Калашников стал опять признавать авторство этого экслибриса, что ещё больше запутало коллекционеров.