Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды

Туземцы делано улыбались, кланялись, говорили, что они не знают, как благодарить правительство и местную власть за непрестанные заботы о них самих и их детях, но в действительности ничему из сказанного не верили и долгое время не могли решить вопроса о том, зачем открыта эта новая и вряд ли нужная для населения школа. Одни высказывали предположение, что детей здесь будут готовить в солдаты; другие полагали, что это не более как праздная выдумка людей, получающих хорошие оклады и ничем серьезным не занятых; третьи утверждали, что школа кому-то и зачем-то нужна, но зачем, пока трудно узнать, ибо держится генерал-губернатором в строжайшем секрете.

Осенью следующего, 1885 года были открыты еще две школы: в селениях Пскент и Чиназ Ташкентского уезда.

Здесь дело пошло совсем иначе.

Сельское население, видящее в подростках прежде всего рабочую силу, не признающее необходимости для своих детей поголовного знания ими не только русской, но даже и своей грамоты, наотрез отказывалось отдавать своих детей в новые русские школы. Не хотели отдавать их сюда и чины туземной администрации и «почетные, влиятельные» туземцы.

Часть детей (было приказано доставить их в определенном количестве, насколько помнится, – не менее 20 душ) была насильственно взята у разной мелкоты, находившейся в личной зависимости от волостных управителей и сельских старшин; другую часть наняли у беднейшего населения, обещая давать каждому мальчику полную туземную обмундировку и уплачивать родителям за каждого от 20 до 30 рублей в год.

В Пскенте открытие школы состоялось в присутствии губернатора.

Рано утром собрали по-праздничному одетых детей. У некоторых губы от страха побелели и дрожали. Но вскоре же мальчики ободрились, стали играть в бабки[559] и даже затеяли драки. У ворот и дверей стояли джигиты волостного управителя, опасавшегося, что в критический момент дети разбегутся.

На плоских крышах домов, соседних с помещением школы, сидело несколько сот туземных женщин, закрытых, по обыкновению, покрывалами.

Приехал губернатор. Его тотчас же окружила живая стена услужливых приспешников. Не успели последние разинуть рты, дабы начать свои обычные уверения в преданности населения, в его неизреченной благодарности и т. д., как на крышах поднялся невероятный вой: сартянки, матери, сестры, бабушки и знакомые будущих знатоков русского языка голосили, причитая о них, как о покойниках. Губернатор был очень смущен, ибо оказался в крайне двусмысленном положении; но джигиты быстро разогнали баб, и «порядок» был восстановлен.

Деньги, требовавшиеся для найма учеников для русско-туземной школы, были, в виде особого негласного налога, собраны волостным управителем и сельскими старшинами со всех домов селения в размере, много раз превышавшем действительную потребность, что оказалось весьма удобным для представителей туземной администрации, тем более что за некоторых нанятых мальчиков, как это выяснилось впоследствии, не было уплачено родителям условленной платы.

Столь прибыльные обстоятельства обратили на себя обычно алчное внимание волостных управителей в Тойтюбе, в Каризе, в Тилляу, в Аблыке (селения Ташкентского уезда). Ранней весной следующего, 1886 года уездный начальник (полковник А-ь) начал усиленно заявлять губернатору, что «ему нет покоя от туземцев, которые через волостных управителей настойчиво требуют открытия школ» чуть не во всех волостях уезда[560].

Начальство, отлично знавшее, в чем заключаются суть и причина такого рвения, делало вид, что оно верит этим заявлениям, и продолжало открывать школы при тех же, вышеизложенных условиях.

В Петербурге писалось, что население чуть не ломится в школы; что если будут даны денежные средства, то весь Туркестанский край в самом непродолжительном времени будет покрыт целой сетью сих полезнейших учреждений, практические успехи которых не оставляют желать ничего лучшего.

А на самом деле результаты 2-3-летней практики этих школ, по крайней мере результаты нравственные, были очень скверны.

Уездная администрация в угоду генерал-губернатору и учебному начальству, которые, написав в Петербург много лишнего и несоответствовавшего действительности, находились в весьма некрасивом положении, отдавала соответствующие, по части доставления в школы учеников, приказания волостным управителям. Волостные управители, пользуясь столь удобным случаем и столь доходной статьей, грабили народ. Родители нанятых учеников роптали на неплатеж обещанных денег. Ученики разбегались из школ. Учебное начальство жало учителей, обвиняя их в неумении заинтересовать туземных детей, привлечь их в школу и заставить полюбить эту последнюю. Учителя по необходимости обращались к администрации с просьбами сгонять сартят в школы. Администрация, в свою очередь, заявляла, что при открытии школ она навербовала указанное ей начальством число учеников, а дальнейшее удержание их в школе и наблюдение за тем, чтобы они не разбегались, – дело учителей, а не уездной администрации.