Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды

Опять нашлось несколько смельчаков, за которыми молча пошла большая часть туземной толпы, свободно вздохнувшая после того, как с легкой руки ее вожаков она, навсегда вероятно, отделалась от многих дорогостоивших обычаев: от обычая устройства пышных, дорогостоивших празднеств по случаю обрезания сыновей и их женитьбы, что стало совершаться неизмеримо скромнее и с производством неизмеримо меньших против прежнего расходов; от дорогих поминок, от так называемых ху-даи (жертвоприношений) по самым разнообразным случаям; от ежегодных богомолий на наиболее чтимых мазарах (могилы святых), куда ныне богомольцев стекается неизмеримо меньше, чем в прежнее время.

Значительная часть населения утратила прежнюю духовную потребность в религии, к которой стала относиться критически. Религия мало-помалу для многих стала обращаться в пережиток, в формальность, требующуюся лишь кодексом общественных приличий, в то верхнее платье, без которого неудобно выйти на улицу.

В течение тех 10–12 лет, о которых идет речь в настоящем отделе изложения, туземное общество, сначала в лице отдельных представителей разных общественных классов, а затем благодаря значительной компактности общества и отсутствию резкой кастовой розни и всей почти своей массой, успело воспринять от нас немалое количество разного рода полезных, практических знаний в области ремесел, архитектуры и строительства вообще, в области земледелия, торговли и счетоводства, в области общедоступных, так сказать, ходячих, сведений по части законов, географии, этнографии и истории.

Одновременно с этим туземцы начали постепенно вводить в свой домашний обиход многие из предметов производства нашей фабричной и мануфактурной промышленности в виде утвари, разного рода материй, обуви и т. п., и здесь останавливаясь главным образом на том только, что обращало на себя их внимание удобством и практичностью, что, в свою очередь, доказывает не косность их, как это полагают многие из русских, знающих и видящих туземную жизнь лишь из окон своих квартир, а трезвую рассудительность и осторожность, удерживающие их от подобного нашему легкомысленного прыгания навстречу иногда самым нелепым новинкам, в чем туземцы проявляют большое сходство с желтой расой, некогда, в глубокой древности, влиявшей на жизнь и культуру аборигенов Средней Азии[565].

Книжники и фарисеи, раньше неутолимо гнавшие всякие вообще новшества и заимствования чего бы то ни было от неверных, постепенно должны были прийти к убеждению, во-первых, что они не в состоянии бороться со всесокрушающей жизнью, а во-вторых, что и сами они в конце концов никуда не уйдут ни от произнесения слов языка неверных, ни от сношений с русскими, ни от русских ситцев и сукон, ни от резиновых калош, ни от самоваров и экипажей.

Поэтому они изменили направление своей тактики и стали проповедовать, что все, на чем не лежит абсолютного запрещения шариата, подобно вину, азартной игре, роскоши в домашней жизни и т. п., все на потребу человеку, все это может считаться дозволенным, халяль, если только это практично, полезно, не ведет к развитию роскоши, порицаемой ортодоксальным исламом, и может служить к благу в дальнейшей жизни мусульманского общества, не разлагая его краеугольных основ.

Немало перемен произошло за упомянутый период времени и в сфере отношений туземцев к нам, русским, вообще и к русскому правящему классу в особенности. Прежде всего туземцы, в особенности сарты, не только вполне избавились от панического страха, наводившегося на них раньше одним лишь словом «русский», но, наоборот, зачастуо, имея основания считать себя в том или другом случае совершенно неуязвимыми, туземцы начали проявлять к русским очень бесцеремонные отношения, ибо они прекрасно соображали и понимали, что многие стороны местной экономической жизни находятся, безусловно, в их руках, так как русские, стремясь к скорой и крупной наживе, считая многие овчинки не стоящими выделки потому только, что на этих овчинках невозможно наживать по 60 и по 100 процентов, – по складу своей жизни и по грандиозности своих ни с чем не сообразуемых (кроме мещанского желания не отстать от других), аппетитов – не в состоянии с ними, с сартами, конкурировать и что, кроме того, благодаря постепенному накоплению в их (туземных) руках денежных средств, не истощаемых жизнью не по средствам, жизнью напоказ, являющей собой больное место русских вообще, а русского правящего класса в особенности, они, туземцы, многое могут купить в кабинетах и в канцеляриях многих русских служащих людей.

Избавившись от панического страха перед словом «русский», туземцы мало-помалу перестали столь же панически относиться и к уездному начальнику, который раньше в их глазах был прямым заместителем безгранично властного ханского хакима.