Достаточно внимательно присмотреться к тому, чем живет ныне мусульманский мир, достаточно принять во внимание грандиозность запаса жизненных сил, накопленных в течение многовекового отдыха, и грандиозность той бездны, которая отделяет европейскую цивилизацию от ислама, чтобы понять, как детски наивны и как жалки наши попытки русифицировать туземцев, да еще при посредстве таких безусловно слабых учреждений, какими в действительности являются наши русско-туземные школы и иные способы нашей просветительной деятельности, или совсем не дающие результатов, или дающие результаты, противоположные тем, которые ожидались.
По этому последнему поводу мы скажем только, что туземные юноши, которым удается получить сколько-нибудь солидное развитие и образование в наших учебных заведениях, почти поголовно становятся или панисламистами, или деятельными сторонниками пробуждения и автономии неавтономных ныне мусульманских обществ, что, конечно, совершенно естественно.
Время шло, а неумолимая жизнь как бы насмехалась над нами, продолжала, как в панораме, демонстрировать перед туземным обществом все больше и больше таких картин, которые ничего не могли сказать в нашу пользу.
Пьянство среди туземного населения стало доходить до невероятных размеров. В праздничные дни нельзя было выйти на улицу, не наталкиваясь почти ежеминутно на пьяных и подгулявших туземцев, носившихся по русским и туземным городам, развалясь в извозчичьих экипажах, с громкими и не всегда пристойными песнями, очевидно, в подражание русским пьяным мастеровым и солдатам. Те же пьяные валялись на скамейках городских бульваров. Возмущались не только книжники, постепенно превращавшиеся в общественных деятелей нового направления, но и большинство русских. Повсеместно усиливались воровство, торговые обманы и общая, так сказать, распущенность.
До невозможных степеней продажности и лицеприятия дошел народный суд. А когда туземцы, еще не изверившиеся в суде русском, стали делать попытки переносить свои заведомо правые дела в этот русский суд, им отказывали, их, так сказать, гнали из храма русского правосудия, ибо, по силе нашего местного закона, дела между туземцами могут рассматриваться в русском суде лишь при желании обеих тяжущихся сторон (а не одной только); вместе с тем неправая, но состоятельная сторона обыкновенно предпочитала суд народный, где то или другое решение почти всегда оказывалось возможным купить за достаточную мзду.
Да и сам русский суд успел уже за это время многое утратить в глазах туземного населения. Так, например, случаи, когда одно и то же дело получало различные решения в разных инстанциях суда, нередко приводили туземцев в большое недоумение.
С половины восьмидесятых годов в крае появилась саранча. Местами она отрождалась время от времени; местами чуть не ежегодно. В самый важный и опасный момент заложения яичек наблюдения за этим не было; отложения саранчовых кубышек не регистрировались; а потому зачастую саранча отрождалась на следующий год там и в таких количествах, где этого никто не ожидал.
Уничтожение отрождавшейся саранчи производилось натуральной повинностью, нарядом рабочих, что во многих отношениях было неудобным; поэтому впоследствии наряд рабочих переводился на деньги, на которые нанимались желающие, причем туземная администрация обкрадывала народ, а русская делала вид, что ничего не замечает. Впоследствии в некоторых местностях к этому присоединились требования русской администрации о составлении сельскими обществами приговоров о сборе с населения особых средств на приобретение аппаратов Вермореля[574]
. В конце концов народ открыто стал говорить, что его поедает не саранча, а те господа, которые от нечего делать забавляются ее истреблением.Общая сумма взимавшихся с населения податей государственных и земских постепенно и значительно возрастала; а вместе с тем никаких сколько-нибудь значительных улучшений в важных для местной экономической жизни частях, как, например, дорожной, население не видело.
Оно ежегодно платило значительные суммы на наем ночных караульщиков; но значительной части их на деле не было, ибо, вместо несения своих прямых обязанностей, они несли обязанности рассыльных, несмотря на то, что воровство и разбои, в особенности в Фергане, одно время возрастали до размеров, невольно обращавших на себя внимание всех и каждого, не исключая и русскую администрацию, которая обыкновенно старалась уверить подлежащее начальство в том, что во вверенном районе все обстоит благополучно.