Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды

В 1887 году лицу, ревизовавшему русско-туземные школы Ташкентского уезда, было подано туземцами несколько прошений с жалобами на действия туземной администрации. Расследованием на месте было выяснено, что ученики нанимаются; что население облагается незаконными поборами; что туземная администрация, обворовывая народ, часто не платит родителям за нанятых учеников.

Но когда все это было доложено генерал-губернатору, он выразил неудовольствие по поводу возбуждения столь неприятного дела, противоречившего всему тому, что уже было написано в Петербург, и замял это дело, передав его для перерасследования уездному начальнику, одному из главных виновников всех этих безобразий, в руках которого все оказалось якобы благополучным.

Насколько же в действительности дело обстояло неблагополучно, явствует из того, что в самом непродолжительном времени, во избежание сугубых скандалов, пришлось упразднить школы в Аблыке, в Тилляу и в Каризе и перевести их в уездные города.

Все это и подобное этому, к вящему соблазну туземного населения, не находившего никаких оправданий таким действиям русской власти, долгое время продолжало совершаться во всех трех областях края[561]. И в настоящее время никто не может с уверенностью сказать, что это не продолжается местами и поныне.

Более двадцати лет прошло с тех пор, как мы принялись за осуществление проекта – покрыть край целой сетью полезнейших учреждений, именуемых русско-туземными школами.

Много грязного и безнравственного было сделано на этом поприще если не нашими руками, то во всяком случае с нашего ведома.

Какую же пользу принесли в течение 20 лет несколько десятков этих школ русскому делу в крае и туземному обществу, много заплатившему за эту затею?

В течение 20 лет через эти школы прошло несколько тысяч туземных мальчиков. Часть их разбегалась и разбегается, не кончив курса и не унося из школы никаких знаний. Другая, не меньшая часть, усвоив кое-что, кроме русской речи, быстро и невозвратно забывает все воспринятое, ибо по роду, по образу своей жизни почти не соприкасается с русским людом. Лишь наименьшая часть эксплуатирует усвоенные знания русского языка и арифметики в качестве торговцев мелкой и средней руки.

Что же выиграли мы, что выиграли туземцы от того, что в течение 20 лет на туземных базарах появлялось несколько десятков или даже сотен лишних лавочников, знающих русский язык? И может ли этот факт иметь не только государственное, но даже и сколько-нибудь серьезное общественное значение?

Вместе с тем проанализируйте тщательно мировоззрение этих бывших учеников русско-туземных школ, проследите их инстинкты, вкусы, стремления и вожделения, и вы увидите, что они ничем не выделяются из окружающего их туземного общества, ничем не отличаются от тех туземцев, которые научились тому же русскому языку не в школе, а, так сказать, на улице.

Конец восьмидесятых годов ознаменовался открытием правильного движения по Закаспийской железной дороге[562] и был началом второй половины или второго периода исследуемой нами эволюции.

Но прежде чем перейти к рассмотрению этого второго периода, попробуем подвести нравственные и интеллектуальные итоги первого и начнем с материальной стороны туземного быта, которую невозможно игнорировать, ибо всегда и везде она находится в самой непосредственной, в самой тесной связи со сферой духовной жизни и отдельного лица, и целого общества.

В зависимости от умиротворения края, после чего прекратились непрестанные прежде усобицы, всегда почти сопровождавшиеся грабежом, при котором значительная часть частных лиц безвозвратно лишалась своего имущества, в зависимости от повышения цен на продукты, производимые местным сельским хозяйством, от некоторого уширения общей площади орошенной и возделываемой земли и значительного усиления интенсивности хозяйства, от повышения цен на личный труд и на произведения местной кустарной промышленности, от усовершенствования путей и способов сообщения вместе с умиротворением края, давшим толчок значительному расширению торговли, благосостояние оседлого населения в общем, несомненно, возросло, что, разумеется, не исключало одновременного с этим увеличения численности пролетариата, особенно городского, вследствие обычной неравномерности распределения возраставшего народного благосостояния и, что начало особенно сильно сказываться по мере развития в крае торговли вообще и хлопкового дела в частности, постепенно сосредоточивавших значительные капиталы в руках небольшого сравнительно числа лиц.

Несколько иначе обстояли дела кочевого населения.