Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды

По мере приближения к горам и постепенного повышения местности над уровнем моря, продолжительность лета и средняя температура как его самого, так и целого года уменьшаются. На высоте 4000 фут. джугара, рис, дыни, виноград, гранаты и хлопчатник уже не вызревают, а в севооборот входят такие растения, как лен и просо, посевы которых на дне долины почти не производятся вследствие малой сравнительно их доходности.

Начиная с этой же высоты, в горах северного хребта встречаем березу, а далее, на 7-8000 ф., ель и рябину. На 10 000 ф. снег сходит не ранее конца апреля; снова начинает выпадать (но обыкновенно растаивает) с половины сентября, а окончательно ложится в половине или конце октября.

Наибольшее количество атмосферных осадков всегда приходится на горы. Как бы ни была тепла зима в долине, в горах нижняя, предельная линия снега всегда лежит не выше 5-6000 ф.

В горах наименьшее количество осадков приходится обыкновенно на июль и август, а в долине, после теплых, бесснежных зим на май, июнь, июль, август, сентябрь, а иногда даже и октябрь месяцы.

Прежде чем перейти к населению Ферганы, мы попросим читателя сесть на лошадь и сделать с нами маленькое путешествие.

Теперь половина июня, и вы на джаике, в горах, верстах в 75 на север от Намангана. Горы расступились и образовали джаик, широкую, зеленую долину, перерезанную с востока на запад двумя небольшими ручьями, впадающими в Падшаату. Быстрая и прозрачная, она шумно бежит по каменистому дну у самых гор вдоль западной стороны долины. Березы, шиповник, аса-муса и барбарис разрослись по берегу; у нескольких берез подмыло корни; они накренились и нижними ветвями окунулись в воду. С востока и запада то крутые, то пологие, зеленые высоты, местами поросшие кустарником, образовали саи, овраги, смотрящие устьями в долину. Почти отвесная каменная гряда заперла джаик с севера, треснула посередине и в эту трещину, саженей 10 шириною, так называемый капчигай, пропустила Падшаату, которая шумит здесь, пенится об береговые утесы и торчащие со дна валуны, громоздит на них обломки принесенных сверху елей и берез и, перескочив через последний порог, шумно вылетает из тесного капчигая на широкую долину джаика.

Вон из-за капчигая виднеются гранитные громады с темными пятнами по уступам и белыми снеговыми верхами. Там верховья Кашкасу и Минг-Илкы, а темные пятна, это еловые и другие рощи. Там альпийская флора с ползущей по земле арчой, похожей на наш можжевельник, с целыми пространствами дикого лука и мелких ярко-зеленых альпийских трав вперемежку с громадами скал, с медленно тающими под ними снегом, с уларами и дикими козами, их единственными почти обитателями.

Немного ниже по отлогим скатам раскинулись громадные ковры роскошной зелени с самыми яркими и прихотливыми узорами горных цветов, а по склонам темнеют рощи раскидистой арчи и стройной ели вперемежку с рябиною.

Еще ниже береза, клен, яблоня, барбарис, малина и смородина, аса-муса, шиповник и другие кустарники перемешались на дне глубокой и узкой лощины, обступив и закрыв собою шумный, холодный поток, скачущий между обросших мохом каменьев.

Но вернемся к Джаику. По всей долине раскинулись киргизские аулы по 5–6 и более кибиток. Полдень. Почти жарко. Турдуки, боковые кошмы, подняты и подоткнуты под курчоу, аркан, опоясывающий кибитку. По вечерам здесь все оживлено; везде группы киргизов, рассевшихся кружками на траве и слушающих россказни своих краснобаев; ребята-подростки ловят и привязывают телят к приколам и козлят к арканус привязанными к нему ошейниками, протянутому между двумя низенькими, вбитыми в землю колышками. Бабы с маленькими деревянными ведерочками торопливо доят коз и коров. Отовсюду доносится говор, ржание подогнанных к аулам лошадей, рев рогатого скота и блеяние коз и баранов – словом, полное оживление. Теперь ничего этого нет. Тишина. Мужчины спят по кибиткам; дети или тоже спят, или же играют где-нибудь по речке, и только бабы не покидают своего вечного веретенца с пучком овечьей или верблюжьей шерсти.

На самом верху ближней горы, понуря головы и отмахиваясь хвостами от мух, стоит табун лошадей: ниже по полугоре между кустами мелькают неугомонные козы, а внизу, у самой речки, тяжело дыша, с полузакрытыми глазами лежат отъевшиеся на приволье быки и коровы.

Переждав жар, садитесь на лошадь и едете в Наманган.

Дорога плоха и камениста, а потому, сделав долиною, по берегу речки верст 20, доедете только до кишлака Нанай, где заночуете у общего знакомого Муллы-Таш-бая. У него просторная, высокая михман-хана (комната для гостей на переднем дворе) и хорошенький, молодой садик с большим арыком чистой и холодной падшаатинской воды.

Теперь, впрочем, в нанайских садах мало хорошего. Все деревья, за исключением так называемой осенней красной яблони, отцвели, а черешня и урюк здесь еще не поспели. Черешня только что начала желтеть, а урюк поспеет не ранее двух-трех недель.