— Теперь, значит, без почты будет Касьяниха?
— Почему без почты? Говорят же тебе, без почты тут вовсе нельзя.
— Как же обойдетесь? Народу-то у вас мало совсем.
— Есть у нас почтарик еще в Касьянихе.
— Почтарик?..
— Да, сын сына того почтаря. Он и возит, когда с батей что приключается. В школу едет — и письма с собой.
— И не боится?
— Кого? Волков-то? Так ведь волков бояться — в лес не ходить, есть пословица. Верно? А потом он ведь не один, с возницей.
— Это не с тем ли самым?
Мне в ответ рассмеялись.
— Не с тем, но тоже еще молодо-зелено. А что поделаешь? Люди у нас на вес золота. Да и забыли уж тут все давно про тот случай. А почтарик и вовсе не знает ничего. Если б знал, может, и убоялся бы, но мы не напоминаем.
— А дорогу все-таки Волчьей зовете?
— Это так уж, без всякого умысла.
Вечером по скрипучей кривой тропке свели меня в дом к почтарику.
Паренек был совсем из ранних, лет четырнадцати, не больше. Мы познакомились и разговорились.
Я все порывался спросить его, не страшно ли по Волчьей дороге письма возить, но за весь вечер так и не решился.
Мы расстались друзьями. На прощанье почтарик подарил мне тетрадку своих стихов и смущенно предупредил:
— Только сейчас не читай. В Москву приедешь — там прочтешь. Ладно?
Я обещал поступить именно так и раскрыл первый раз тетрадь действительно только уже дома, когда Москву и Касьяниху разделяли тысячи бесконечных заснеженных километров.
Первое стихотворение почтарика было озаглавлено «Волчья дорога» и начиналось словами:
Березовый сок
Охота в наших краях еще не была разрешена, и мы с друзьями отправились коротать воскресенье в лесу без оружия. Один я неизвестно для чего прихватил малокалиберку.
Гогоча и дурачась, мы вошли в Березовый лес. Сколько раз бывали мы здесь, а все не устаем восхищаться — тут и в пасмурный день светло, а в мартовский, высвеченный солнечными лучами даже глазам больно.
Залюбовавшись березами, я сдернул с плеча винтовку и от избытка чувств, что ли, выпалил в воздух. Когда эхо от выстрела замерло, кто-то из приятелей крикнул:
— Стрелял в белый свет, а попал в белый ствол! — и, смешно приседая, стал ловить ртом летевшие сверху капли, частые и крупные.
— Сок! Березовый! — Перегоняя друг друга, мы кинулись к невзначай раненному мной дереву.
Кто-то вытащил из рюкзака котелок, и алюминий загремел под ударами тяжелых капель. Очень скоро котелок уже ходил по кругу, и каждый из нас старался сделать глоток побольше — таким вкусным показался давно не пробованный сок.
Только один Грушевский, отпив из котелка, разочарованно поморщился.
— Разве это сок? Вот во время войны был сок — это да!
— Скорей не «во время», а «до», — шутя поправил я Грушевского.
— Нет, именно «во время», и не где-нибудь, а в моем родном госпитале.
— Память тебя, старик, не подводит? В госпитале? — удивились мы.
— Не подводит. В госпитале.
Грушевский рассказал нам историю, которая неопровержимо убедила всех в том, что в дни войны березовый сок в самом деле был несравненно слаще нынешнего.
История эта показалась мне любопытной, и, вернувшись домой, я решил записать ее.
…Госпиталь, где лежал Грушевский, находился в Канатине — маленьком городке, затерявшемся среди дремучих лесов. Фронт обошел его стороной, но «юнкерсы» и «мессеры» не забыли о существовании городка.
Госпиталь следовало уже давно эвакуировать, но дороги были кругом разбиты, и эвакуация откладывалась с недели на неделю. Бомбежки между тем все усиливались. Бомбили не только Канатин, но и деревни вокруг него. Все больше становилось раненых — через леса их доставляли сюда партизаны. А подвоз продуктов почти прекратился. На улицах городка уже встречались отощавшие, теряющие последние силы люди. Голод начал добираться до госпиталя. Даже о «шрапнели» тут мечтали как о самом изысканном блюде.
Шефы, пионеры единственной школы Канатина, стали появляться в палатах все реже — с пустыми руками идти кому охота, а что принесешь, если на дверях магазина висит ставший уже красным от ржавчины замок? Последние дни шефов вовсе не стало видно. Раненые хотели уж послать за ребятами кого-нибудь. Приходите, мол, так, ничего нам от вас не нужно. Просто так приходите, безо всякого.
Словно подслушав этот разговор, шефы наконец объявились. Вид у ребят был очень странный, словно у заговорщиков. Каждый из них нес перед собой осторожно, как хрустальную вазу, зеленую бутылку.
У одного из бойцов даже озорная мысль шевельнулась:
— Да-а… Оно конечно, неплохо бы разговеться сейчас по маленькой или по большой еще лучше, но ведь с неба горилка не свалится.
Шефы по причине своего возраста солдатской шутки скорее всего не поняли.
— Мы вас поздравить пришли. Можно?
— Поздравить? С чем же? Сводку слушали нынче. Обратно вроде не особо веселая.
— С весной поздравить хотим.
— С весной?..
— Да, наступила уже. Мы все утро в лесу были. Вот, посмотрите.