Полынь (СИ)

На тучных пиршествах и свадьбах он ставил корзину с сыном рядом. И лет с трёх сын стал подпевать ему. А с пяти лет они уже пели дуэтом.

И поднимались богатые рога и чаши:

- Будь здоров, сладкоголосое счастье!

И по степи поползла слава о маленьком певуне. Теперь уже не было нужды упрашивать толстых домоправителей и купчин принять их, теперь уже любители пения сами приезжали, чтобы пригласить певунов на праздник.

И однажды к их домику прискакал тонконогий ахалтеке*. Соскочил с него богатый бездельник. Щедро заплатил за право послушать золотые голоса. Восхитился.

И сказал:

- Разве это место для райской птицы? Ей нужна золотая клетка и шёлковое оперение.

Ещё он сказал, что с радостью возьмёт соловья в свой дом.

Ему отказали.

И через несколько дней семилетнего мальчика, исходящего плачем, дюжие нукеры* оторвали от отца и перекинули через отделанное богатой серебряной насечкой седло.

Гёза чуть с ума не сошёл, его едва не убил вставший на дыбки конь. Его отшвырнули с дороги. Соседки потом ещё неделю выхаживали замолчавшего певуна:

- На всё воля Богов, сосед. Поплачь, легче будет.

Он проболел всю осень и всю зиму. Но остался жить.

Поддерживала его почти безумная надежда – вернётся сын, свет померкших очей его. Ведь должны же услышать Боги его плач!

Хотя столько плача на земле…

***

Ранней весной по степи разнёсся топот коней. Чужих коней. Сытых, сильных, тонконогих. Один вид их говорил – далёк путь, глубоки пески пустынь, знойно солнце.

В почерневшем сгорбившемся человеке, стоявшем на пороге облезшего и словно бы нежилого дома, трудно было признать всегда красивого и статного певуна. Он устало вглядывался в приезжих, не ожидая от них ничего хорошего.

Но с чёрного, как уголь, жеребца соскользнул тоненький мальчик:

- Папочка! Я приехал, папочка!

- Боги! – Протянул дрожащие руки навстречу голосу. – Боги!

В его руки скользнуло дрожащее тельце. Они замерли, беззвучно плача в объятьях друг друга.

И тут подал голос вельможа. Истинно, Боги всемогущи. Разве ж можно оторвать родное дитя от отцовского сердца. Нехорошо поступил его сын, отняв у старого человека единственную в жизни отраду.

Поддерживаемый слугой, он тяжело опустился на кошму. На свою кошму. Побрезговал хозяйской, испачкаешь дорогие белые одежды.

Но, конечно, перед Богами все равны.

- Вы святой, позволили мне ещё раз услышать моего сладкоголосого, обнять его. Вы святой… - Дрожащим голосом говорил старик.

Вельможа довольно сощурил узкие, щелью, глаза. Боги знают, кому и как воздавать. Редкая седая бородёнка вздыбилась. Его конь покрыт тонким шёлковым златотканым ковром. Его конь теке* под седлом чёрного дерева. Только за эти две вещи, коня и ковёр, он может купить себе сто таких певунов и они будут счастливы валяться в ногах его. Эти жалкие крестьяне… высыпали вон из домов. Издали здороваются, вдалеке рассаживаются на корточки. Кивнул слуге – пусть обнесёт дешёвым вином, тёмным и пьяным. Такого они, поди, в жизни не пробовали.

А вельможа завёл. И какой глупец придумал, что его сын, благороднейший Саббах, взял мальчишку в свой гарем? Ему хватит его пятнадцати жён. Но он молод ещё, Боги ещё не дали ему детей. Вот он и взял бедняжечку, чтобы малый не умер с голоду. Чтобы обучить его игре на лютне, обуть, одеть, подкормить. Послушать его смех да песни.

Слушатели восхищённо кивают. Ведь знает же старая придворная лиса, на каких струнах играть.

Его сын даже не прикоснулся к ребёнку – мальчик подтвердит. Лишь погладил немного.

Мальчик, вздрогнув всем телом, подтвердил, вцепившись обеими руками в руку отца.

- Вы святой. Боги воздадут вам, за то, что вернули мне моего сладкоголосого. – Льёт елей на своего благодетеля отец.

Люди растроганно подтверждают. Женщины вытирают слёзы с глаз.

Но и это ещё не всё! Не гоже, говорит старый вельможа, чтобы такие сокровища, как отец с сыном бедствовали. Он не только возвратит отцу сына. Он отдаст за обиду одежду и украшения, что сейчас на ребёнке, даст ещё мешок муки и мешок масличных семечек, корчагу топлёного сала. А ещё настоящую лютню.

Мальчик ведь стал почти родным для семьи вельможи. Он такой умничка. Он такой красивый. Он как солнышко.

- Вы, как Боги, даруете счастье! – Люди, сидящие на корточках встали и склонились перед вельможей. Простодушные и сострадательные. Верящие в Богов и духов, злых и добрых. В бескорыстность вельмож.

Почти четверть века спустя, Саббах расскажет правду. Старому вельможе не нравилось, что сын забросил своих жён и всё время проводил с мальчиком. Что когда мальчишка промочил глубокой осенью ноги и сильно простыл, Саббах несколько суток не отходил от его кровати. Мальчика тогда выхаживали лучшие лекари, и денег Саббах не жалел. И тогда старый вельможа сторговался с хозяином Красного Дома* – мальчишка в обмен на табун лошадей. Младшая жена Саббаха подслушала разговор и вечером всё выложила мужу. Саббах пригрозил отцу разоблачением перед самим шадом. Он знал, что за письма лежат в шкатулке красного лака. Старый вельможа сдался. И решил вернуть мальчишку отцу. От греха подальше.

А теперь он сидел и разыгрывал доброго барина.