Полынь-трава

Слепокуров Клавдий Иванович. 1916 года рождения. Уроженец города Камышина. Окончил Камышинский сельскохозяйственный техникум. Весной 1940 года был призван в Красную Армию и направлен в летную школу. Сбит в первом бою. Отобран фашистами из лагеря военнопленных. Обучался на курсах пропаган-дистов Восточного министерства, после окончания которых направлен на работу среди советских военнопленных. Воевал в составе армии Власова, имея чин лейтенанта».

...Овчинников подписал к этой справке несколько строк: «Вышеперечисленные: Уразов Я. С., Завалков 3. 3., Матковскис Б. Г. и Слепокуров К. И., вступив в контакт друг с другом, составили руководящее ядро террористической и пропагандистской организации, называющей себя Русским исследовательским центром».

Каллиграфическим почерком вывел название страны пребывания.

Позади первая половина работы, пусть трудная, потребовавшая много времени, но только первая половина. На решающий рубеж выведены два советских разведчика, которые обязаны, полагаясь только на самих себя, внедриться в центр.

Одного из этих двух разведчиков, Евграфа Песковского, Овчинников знал хорошо. Второго же, Сиднея Чиника, не видел ни разу.

ГЛАВА IV

Услышав в условленный час звонок, Алпатов с видом человека, которого просят, от которого зависят и который сам, в свою очередь, независим в поступках и суждениях, произнес с нарочитым безразличием:

— Ну-те, пожалуй, я мог бы встретиться с вами завтра, скажем, от восьми до девяти в клубе «Аку-Аку». Дело-то у вас какое, срочное или не очень?

— Как вам сказать...

— Хорошо говорите по-русски, господин Шмидт, не чувствую акцента. Но это так, между прочим. А если не столь срочное ваше дело, давайте перенесем встречу на послезавтра, в то же время, там же. Вы найдете меня в сиреневом зале.

— Видите ли, господин Алпатов, дело мое имеет, как бы лучше сказать, конфиденциальный характер. И было бы желательно встретиться не в столь многолюдном месте... может быть.

— Не беда. Познакомимся, посидим, поглядим друг на друга...

В восемь часов вечера Томас Шмидт подходил к переливавшемуся многоцветными неоновыми огнями ресторану «Аку-Аку». Держал в руке трость и был одет как щеголь-провинциал: гамаши на лакированных туфлях с высоким каблуком, только-только начавшие входить в моду брюки-бутылочки, бархатный пиджак, стянутый в талии, рубашка в разноцветный горошек и не, очень гармонировавший с ней синий галстук, уголок такого же платка выглядывал из нагрудного кармана. Внимательно приглядевшись, можно было заметить на ногтях бледный лак. Тщательно уложенная шевелюра, щедро пропитанная бриллиантином, могла бы, подумал Алпатов, вызвать искреннюю зависть столешниковского бакалейщика.

Вошедший источал аромат дорогих духов. Алпатову захотелось обмахнуться платком или салфеткой, но он отложил это на тот случай, если окажется, что Шмидт — стопроцентный проситель и интереса не представляет.

— Садитесь, господин Шмидт,— произнес, приподнявшись, Алпатов,— Всегда приятно встретиться с земляком. Рад познакомиться. Петр Петрович.

— Здравствуйте, Петр Петрович. И я рад нашему знакомству. Томас Генрихович.

— На чужбине постепенно отучиваемся называть себя по имени и отчеству. А какой хороший русский обычай!

— От многого отучиваемся,— произнес Шмидт.

— Европа, а вместе с ней и Америка не чтят, ой не чтят родителей, отцовского слова не признают. А как к старшим относятся? Войдешь в нью-йоркскую подземку, стоит старушенция, еле на ногах держится, а молодой человек, щеки — во, морковного цвета, сидит, жует резинку и смотрит мимо этой старушки, будто ее и нет вовсе. Сколько живу на Западе, не помню случая, чтобы кто-нибудь пожилому человеку место в метро или в автобусе уступил. Сами-то из каких немцев будете? — неожиданно переменил тему разговора Алпатов.

Оглядывая взглядом сердцееда стройную даму с мохнатым мопсом на руках, томной походкой проплывшую мимо столика, Шмидт ответил:

— Из прибалтов.

— А говорите чисто, просто на зависть здешним русским.

— Благодарю,— Шмидт сделал паузу и проводил взглядом продефилировавшую даму.— Мне нужен совет земляка, Петр Петрович. Живу я в сорока милях от Сан-Педро, в маленьком провинциальном городке Кинтане... Слышали, должно быть. Меня побросало по миру... искал тихое пристанище... думал, награда за все, ан нет, места себе не нахожу: один среди чужих снова...

— Почему говорите «снова»?

— В Эстонии меня считали немцем, в Германии фольксдойче, а в Кинтане смотрят, как на пришельца с Луны...

— И о каком деле мечтаете?

— Вот об этом и хотелось бы поговорить с вами. Получить совет опытного человека. Он будет оплачен по всем правилам.

— А приехали из каких мест в наши благословенные края?

— Из Гамбурга.

— Не спешили возвращаться домой в Россию?

— Не спешил.— Шмидт сделал паузу и добавил: — Там бы встретили без оркестра.

— Служили немцам?

— Точнее сказать, у немцев. Меня мобилизовали в сорок втором, перевезли в фатерланд... Я был не лучше и не хуже других. Служил, как требовали немцы. Жить-то надо было как-то... А потом, перед концом войны,— вермахт, опять по мобилизации.