Полынь - трава горькая (СИ)

Золотисто-желтая с розовыми цветами новая штора чем-то была похожа на шаль Нины. Роман расправил её, примеряя к окну, и комната сразу оживилась.

— Там ещё покрывала, в том же свертке, — сказал он, — старые совсем затаскали на пляж, берут вместо подстилок.

— Я не буду брать на пляж, — пообещала Нина, — куплю большое полотенце или матрасик пляжный. Бестолково я собиралась, — вздохнула она, с осуждением глядя на свою сумку, — всяких лишних вещей набрала, это от недостатка опыта, раньше не ездила на юг.

— Ни разу? — удивился Роман и посмотрел на Нину.

— Ни разу, — кивнула она, резко застегнула молнию на сумке и села на кровать.

Задумалась о своём, погрустнела. Роман спустился с подоконника.

— Ну вот…готово. Кровати сами застелите?

— Да, конечно, — встрепенулась Нина, — а там чайник уже наверно перекипел.

— Я сейчас вам хлеб и заварку принесу, я в Приморске купил.

Прежде чем Нина смогла бы отказаться, он вышел из комнаты, и она только успела ему вслед сказать:

— Спасибо.

Она и не собиралась отказываться, Нина с благодарностью принимала помощь Романа, какими бы не были причины его поступков, без этого Нине пришлось бы совсем плохо.

Роман вернулся быстро, прошел на кухню. Нина уже была там.

— Вот, — сказал он, раскладывая на столе продукты. — Здесь масло и ещё варенье домашнее, абрикосовое, этого года, попробуйте.

— Наверно, ваша мама варила? — спросила Нина. — Я с ней так и не виделась.

— Ещё увидитесь, не переживайте. Она у всех жильцов документы смотрит, — неохотно заговорил о матери Роман, ему не хотелось сейчас думать о том, как мать примет Нину, потому что он заранее знал — ничего хорошего о девушке сказано не будет. Мать найдёт изъян. А ещё он знал, что будет с вещами Нины, как их переворошат и перещупают жадные руки матери.

— Документы? — переспросила Нина.

— Да, такое теперь правило, хозяева, у кого есть лицензия на сдачу жилья внаем, оплачивают специальный сбор в сельсовете и предоставляют сведения о жильцах. Кто приехал, откуда, на какой срок.

— У вас есть сельсовет? — удивилась Нина.

— Есть.

— Надо же, как в прежние времена. Конечно, я документы представлю, паспорт и если надо то бумагу, которую я в поезде заполняла, там тоже таможенники спрашивали куда еду, к кому и на сколько. Посоветовали написать, что к знакомым в гости, так они всем говорили. Давайте чай пить, а паспорт я вам дам, вы маме покажете.

— Нет, паспорт вам в обменном пункте понадобится, — сказал Роман.

— Верно, — Нина подумала, что он намекает об оплате, — я сразу после завтрака пойду, чтобы деньги вам не задерживать, сегодня же отдам.

Сказала и пожалела об этом, когда увидела, как переменился в лице Роман.

— Извините, я не потому, — начала поправлять себя Нина, — вернее и потому тоже, ведь это надо сделать, такой порядок… в общем, извините.

Роман не меньше Нины был сбит с толку. И больше всего тем, что она так легко призналась в своей ошибке. А на самом деле — да всё казалось бы правильно, что такого в том, что он заговорил о деньгах, и Нина именно поняла его слова, как напоминание. Она ведь не собирается тут жить задаром. С другой стороны, он знал, что это всё та же грязь, эти его размышления и оправдания самого себя. Грязь невидимая и несмываемая. Не на руках — на душе. Когда же это успело пристать к нему?

— Да ничего, не извиняйтесь. Я тоже не потому сказал, — пожал плечами Роман.

Он отвёл глаза, чтобы не встречаться взглядом с Ниной и стал резать хлеб.

— У вас так хорошо, вся посуда есть, даже вазочки для варенья. А варенье очень вкусное, — тактично перевела разговор в нейтральное русло Нина.

— Да, но тут есть дома, где всё гораздо лучше устроено, я вам вчера говорил уже.

— Почему вы всё время ругаете свой сервис, — улыбнулась Нина, — так нельзя, загубите бизнес на корню. Потом ведь там где, как вы говорите лучше, там наверно и дороже?

— Да, конечно там дороже, только если бы я выбирал и имел средства — пошел бы туда где дороже и чище.

Роман не мог общаться с Ниной ровно, он то закрывался перед ней, опасаясь показаться нелепым, то становился откровенным и ждал от неё ответных чувств. Ему было трудно, потому что между ними стояла эта ночь. Первый внутренний протест Романа давлению матери и первое осознание собственной беззащитности перед влечением тела. Роман не понимал, связано всё это с Ниной или нет. И если да, то почему именно она. И как теперь быть? Он хотел остаться с ней, говорить, хотел рассказать ей свою жизнь, чтобы она узнала, кто он на самом деле. Но если бы она узнала, то отвернулась бы, как все остальные. Перестала замечать его.

Вот было бы хорошо, если бы Нина продолжала думать, что он тоже только на время приехал сюда, отдыхает на юге. Если бы она не сняла комнату у них, он мог бы познакомиться с ней на пляже, на рынке, в клубе, вечером на набережной и притворяться отдыхающим.

Романа толкало из одной крайности в другую.

— Я пойду, наверно, — сказал он. — Спасибо за чай, когда соберётесь — позовите меня, я провожу вас и покажу тут всё.

— Хорошо, — ответила Нина, немного удивленная тем, что он так заторопился уходить, — а за чай — так это вам спасибо.