Полынный мед (главы из романа)

- Ладно, не горюй, - улыбнулся Возень, - больше тебе не придется на хозяев спину гнуть. Мы тебе, знаешь, какой гонорарчик отвалим! На всю жизнь хватит и тебе и родне твоей до седьмого колена. Ты только дело сделай...

- И все-таки я не понял, каким вы образом в славяне-то попали? перебил Возня Серега.

Не хотелось ему почему-то говорить о загадочном этом деле. Вот и старался оттянуть решающую минуту. Впрочем, богам это, пожалуй, даже нравилось. Во всяком случае во взглядах, коими обменялись Даждьбог с Радогощем, читалось явное одобрение. Серьезный, мол, парень, обстоятельно ко всему подходит, не елозит и вперед не заскакивает.

- Так ведь скучно, - пожаловался Возень. - Я из всех богов всегда самым непоседливым был. Одному весточку передашь, другому подсобишь чем. А теперь? К торговле и приближаться боюсь - воровать не приучен, а к серьезному делу меня без диплома и диссертации не допускают. Души на тот свет давно другие препровождают. Вот и сподобился. Здесь я хоть нужен...

- Но почему именно сюда, к славянам? - продолжал упорствовать Бубенцов.

- А куда еще? - развел руками Возень. - Родня моя греко-римская из галерей, театров да синематографов не вылазит. Всё спорят, кого из них лучше изваяли, нарисовали или сыграли. Геракл совсем одурел - сутки напролет смотрит спортивные программы и орет так, что Олимп качается. Болельщик, одно слово. Был я у него недавно, так поверишь, перепугался. Оброс так, что при виде его немейский лев с перепугу когти отбросил бы. М-да... Египетскую родню я никогда не понимал. Сидят в своих пирамидах или усыпальницах, как мумии, и в ус не дуют. В Индии пока неплохо, жизнь чувствуется. Однако и там своя проблема. Население растет, как на дрожжах, боги не справляются, штаты распухают. Каждый день перестановки, разжалования, повышения - голова кругом идет. Еще восточнее - свой, как сегодня говорят, менталитет. Так сразу их и не поймешь. Месяц я там прогостил, сидел рядом с Буддой, как малахольный, пуп свой рассматривал. Да так ничего нового и не высмотрел. Да и что можно в пупке своем углядеть? Слава Хроносу, хоть здесь себя снова обрел. Еще вопросы есть?

- Нет, - вздохнул Серега.

- Тогда перейдем к делу.

- Давайте, - без особого восторга согласился Бубенцов.

- Не выйдет, - неожиданно подал голос Боюн, притулившийся уже у двери, - Опять сюда кто-то прется.

- Да чтоб им пусто было! - выругался Велес. - Придется к нам перебираться, иначе спокойно потолковать не дадут. Не общежитие, а какой-то проходной двор.

- В Гиблый бор? - понимающе осведомился Возень.

- Куда же еще?

- И то верно, - согласился Даждьбог. - Отправляйтесь домой, а мы с Боюном задержимся малость, отучим наглецов в чужие палаты ломиться.

- Только не переусердствуйте, - сказал Возень.

- Угу, - кивнул Бог Солнца. - Папашу не забудьте, - обратился он к тяжело поднимающемуся Перуну.

Может быть, и завершилась бы эта необычная встреча прямо в комнатушке "пропойского" общежития мирно да благостно, не существуй тети Сони. Но вахтерша все видела, а что не видела, то слышала, а что не слышала, то додумала. И когда санитары увели под белы рученьки товарища Дзержин... то бишь, Спотыкайло, она метнулась в кабинет коменданта общежития.

Петр Петрович Петров был человеком пожилым и нервическим. Он воевал малость в Великую Отечественную, правда, призван был лишь в конце войны по причине молодости и потому в боях не участвовал и медалей да орденов заслужить не успел. Зато после победы над фашистами, Петя решил связать свою судьбу с армией, но на пенсию вышел всего лишь в чине капитана. Дальше, как водится, школа, где он преподавал юным оболтусам курс начальной военной подготовки, а когда и от этой работы его отстранили по причине полного отсутствия педагогической культуры, Петр Петрович нашел себе теплое местечко коменданта в "пропойском" общежитии благодаря помощи друзей-однополчан, которые, в отличие от отставного капитана, поняли, что карьеру можно и нужно делать, но только не в армии, где все заканчивается обычной офицерской пенсией и хроническим геморроем.

За свою долгую жизнь Петр Петрович так и не обзавелся семьей. Что тому причиной - неведомо. Но скорее всего, дело было во внешности.

Мужчине повышенной волосатости, с лопоухими до невозможности ушами, кривыми с гнильцой зубами, торчащими из-под заячьей губы да еще и носом, свернутым набок до такой степени, что казалось по нему проехался гусеницами тяжелый танк немецко-фашистских оккупантов, найти спутницу жизни не так-то и просто. Кроме того, Петров имел фигуру кряжистую, сутулую, а руки у него были столь длинны, что не нагибаясь, он мог почесать себе коленку.