Полынный мед (главы из романа)

В общем, завидев Петра Петровича в парадном военном мундире, все мало-мальски знающие отечественную историю, тут же вспоминали бессмертную фразу, сказанную императором Павлом Первым в адрес будущего генерал-фельдмаршала и полного Георгиевского кавалера Иоганна Карла Фридриха Антона Дибича-Забалканского: "Сего безобразного карлу из гвардии немедля уволить за физиогномию, наводящую уныние на всю армию". К счастью для Петра Петровича, во времена неуравновешенного императора служить ему не довелось.

Существует еще, конечно, женская точка зрения на мужскую красоту. В соответствии с ней мужчина должен быть чуточку красивее обезьяны. Но, увы... Право слово, любая из самых отъявленных обезьян победила бы в конкурсе красоты, где ее оппонентом выступал бы Петр Петрович Петров.

Впрочем, бог с ней, с внешностью коменданта. Главное, чтобы с душой был человек. Вот из-за своих душевных качеств и попал Петр Петрович в тот злополучный для многих, вполне счастливых до этого людей, вечер в переплет.

Когда тетя Соня с выпученными глазами ворвалась в общежитские апартаменты Петра Петровича, тот пил чай с вареньицем из широкой наградной пиалы, полученной во время службы в Средней Азии. При виде человеконеподобного лица своей подчиненный, П П П (так его за глаза называли в общежитии) поперхнулся чаем, и, если бы вахтерша вовремя не звезданула своего руководителя кулаком по спине, его участие в дальнейших событиях завершилось бы, не успев начаться.

- Что случилось! - перхая и отплевываясь, заорал Петров. - Фрицы в городе? Или, может быть, началась атомная бомбежка?

- Нет, - пробормотала испуганная тетя Соня. - Кажется, нет. Не слышала.

- Тогда почему врываетесь без стука?! Вы не в казарме, милочка, и надо вести себя соответственно!

- Да я...Да я... - начала заикаться тетя Соня. - Я... Там такое!

- Чего ты квохчешь, как курица, - все больше распалялся экс-капитан. - На гауптвахту захотела? Три наряда вне очереди! Кругом! Шагом арш!

- Но па-аслушайте, - задохнулась от возмущения вахтерша, - я лишь только хатела саабщить, что на вверенной вам территории тварятся безабразия.

П П П снова поперхнулся, но на этот раз благородный напиток совершенно никакого отношения к этому не имел. Просто Петр Петрович и в мыслях не мог допустить, что кто-то в его подразделении посмеет творить безобразие.

- Кто?! - заорал он, с трудом справившись с очередным приступом кашля. - Фамилия?

- Бубенцов.

- Ага! Я так и знал! Этих сиротушек сразу после детдома надо в тюрьму определять. Так нет, цацкаемся с ними, в общество выпускаем, а они и гадят нам на черепушку... Пошли... Выселять будем...

Добравшись до бубенцовской комнаты, Петр Петрович распахнул настежь дверь да так и замер на пороге с открытым ртом, ибо не было там никакой комнаты, а была бескрайняя степь с клубящимся на левом фланге облаком пыли, создаваемом несшимся во весь опор казачьим строем с шашками наголо.

П П П инстинктивно закрыл дверь, да так быстро, что семенившая позади тетя Соня, даже не успела заглянуть в комнату. Затем комендант посмотрел на вахтершу, пожевал губами и снова открыл дверь.

- И-и-и-го-го, - заржала лошадь над самой его головой.

Петр Петрович отпрянул назад, и взмыленная кобыла тут же проскочила в дверной проем и помчалась по коридору, волоча за собой мертвецки пьяного казака, зацепившегося ногой в стремени. На губах казака гуляла блаженная улыбка, к груди он прижимал непочатую бутылку водки, а многочисленные кресты глухо брякали, словно алюминиевые ложки, отмываемые в тазу.

- Боже мой, боже мой, - глядя вслед кобыле, бормотал Петров. - Боже ж мой!

Потом он медленно повернулся к тете Соне, которая застыла на пороге проклятой комнаты, уперши руки в бока да постукивая носком туфли по порожку, и спросил:

- Вы это видели?

- А что тут видеть? - вопросила вахтерша. - Нет их никаго. Смылись.

- Ускакали?

- А как хатите называйте: удрали, унеслись, улепетнули, стреканули, драпанули, смазали пятки, паказали хвост.

- Хвосты, - поправил П П П. - Их было много. Да еще эти... с саблями.

- Сабель я не видала. Старцы были, не атрицаю.

- Гм... Не больно уж они были похожи на старцев. А этот, с ногой в стремени, так вообще вроде совсем молодой. Ладно, пошли. Надо кобылу словить.

- Какую кабылу? - удивилась тетя Соня.

- Вот те раз, - развел руками Петр Петрович. - Да ту, что по коридору ускакала.

Хранительница "пропойского" порядка как-то странно посмотрела на своего шефа и пожала плечами.

- Это вы каго кабылой-та называете? Я ведь не в курсе ваших апределений.

- Вы что, вообще ничего не видели? - наконец догадался отставной капитан. - А ну-ка...

Он отодвинул рукой тетю Соню и снова заглянул в комнату.

Протяжно гудя, на него несся бронепоезд, грохоча на стыках и выбрасывая в грозовое небо белесые клубы дыма. На бронепоезде были начертаны жуткие в своей нелепости слова: "Смерть мировому капиталу и его наймиту капитану Петрову! "

- Берегись! - заорал Петр Петрович и, ухватив за руку тетю Соню, плюхнулся на пол.